Если мы будем гнаться только за личной выгодой, предавая интересы своей страны и думая — пусть лучше это сделает кто-то другой, то нас раздавят, и у страны не будет шанса. Мне выпала исключительная возможность прожить вторую жизнь. Думаю, что она мне выпала не для того чтобы я вкусно жрал и сладко спал, огуливая жопастых красоток и наслаждаясь своей исключительностью. Не в этом же смысл жизни. Должно быть в ней что-то высокое и важное, то за что не жалко с этой жизнью расстаться. А еще я думаю о тех наших пацанах в темных зинданах, про которых прочел в материалах данных мне Виктором Петровичем. Должна же быть и у них какая-то надежда…

Не знаю, куда это приведет в итоге, но пока я еду домой повидаться с матерью и друзьями, ну с теми, кого не забрали в армию. Потом поеду в Москву, наконец, увижусь с Викой и смогу крепко прижать ее к своей груди. Черт возьми, как же сильно я по ней соскучился! По ее теплым и мягким губам, по насмешливому изучающему взгляду, по ее подтруниванию и легким подначкам в мой адрес. Рядом с Викой никогда не знаешь чего ждать, вот она мурчит и ластится как большая кошка, а в другой момент, она серьезна и просвечивает тебя словно рентген. Мне не хочется рассказывать ей о том, что со мной случилось в армии. Не потому, что я ей не доверяю, или думаю, что она не поймет. Как раз Вика, благодаря своему аналитическому уму, я думаю, очень хорошо поняла бы мотивы моих поступков.

Тут дело в другом. Рассказать ей, это значит переложить свой груз на ее плечи, а я этого не хочу. Ведь Вика, по обрывкам информации, сможет понять больше, чем я смогу ей поведать. Не хочу, чтобы она в таком юном возрасте узнала некие мрачные и темные стороны жизни. Она, конечно, выросла далеко не в золотой клетке, и кое-что могла услышать, или даже увидеть, но та советская действительность, которую рисуют книги и фильмы, и какую можно увидеть, выросши в генеральской семье в столице, обучаясь в МГИМО и вращаясь в обществе таких же как она мажоров, весьма резко контрастирует с той действительностью, в которой я жил последние полгода.

Разрыв между праздничной витриной и тем, что находится за красивыми фасадами, может быть просто гигантским. Москва — это витрина Советского Союза. Здесь самое красивое в мире метро, которое строили всей страной, широкие проспекты, монументальные здания, величественные памятники, известные театры, многочисленные библиотеки и кинотеатры. В Москве хорошее снабжение. Конечно, всеобщий дефицит позднесоветского периода, уже коснулся и столицы, но все же, на фоне остальной страны, первопрестольная весьма благополучна. До пустых полок начала девяностых годов еще далеко. И, конечно же, Москва — это максимально безопасный для проживания город, в котором отлично работает милиция, охраняющая общественный порядок. Но чем дальше от столицы, тем более пустыми становятся полки провинциальных магазинов и более опасными ночные улицы маленьких городов.

Это касается не только Советского Союза. В своей прошлой жизни, я достаточно помотался по миру, чтобы узнать, что за благопристойными фасадами, даже в самых богатых странах Запада, зачастую таится довольно неприглядное нутро. Достаточно вспомнить тесные улочки Марселя, ближе к порту, некоторые кварталы Лос-Анжелеса — вроде Южного Централа, или Комптона или районы Парижа, ближе к Северному и Восточному вокзалам, где живут преимущественно выходцы из Азии и Африки. Туристам такие места не покажут и хвалиться ими не станут, стыдливо пряча их от посторонних глаз. Ничего не поделаешь, жизнь такова, что в ней есть не только розы, дерьма в ней тоже хватает с лихвой.

Не хочу, так же, чтобы Вика поняла, что меня впереди ждет что-то опасное. Пусть думает, что я буду служить где-то в хорошей части на юге страны, где много экзотики, вроде варанов, песчаных барханов и верблюжьей колючки. Виктор Петрович, со своей стороны, намекнул мне, что не стоит информировать внучку о его предложении. Мужские дела — это мужские дела, нечего впутывать туда женщин, и в этом я с ним абсолютно согласен.

Дед Вики так и не рассказал мне о сути задания, к которому меня будут готовить. На все вопросы, он отшучивался и говорил, что, для начала, мне нужно пройти подготовку вместе с еще двумя кандидатами. Задачу будет выполнять не группа, а кто-то один. Выбор будет сделан по результатам, которые каждый из кандидатов покажет в конце трехмесячного курса подготовки. Те, кто не пройдут — будут в резерве, наподобие запасного экипажа у космонавтов, на случай непредвиденных обстоятельств.

Насколько я понял, моими товарищами и конкурентами станут кадровые офицеры ГРУ, и я буду самым младшим и неопытным в этом составе. Это очень бодрит. Сильные соперники — как раз то, что мне сейчас нужно, чтобы встряхнуться и работать на полную, выбросив из головы недавние события, которые до сих пор не дают покоя, заставляя прокручивать свои слова, действия, и решения, чтобы понять, где была ошибка.

То, что от меня ожидают, что я на равных буду конкурировать с кадровыми офицерами спецназа, конечно, льстит, но и наводит на размышления о задаче, которую поставят перед победителем. Если по физическим показателям и рукопашке я уверен, что не уступлю конкурентам, и дед Вики тоже об этом знает, то по спец-предметам: топографии, огневой подготовке, минно-взрывному делу и прочему, прочему, прочему, что должен уметь спецназовец, у меня должны быть явные пробелы. За три месяца кандидата нормально не натаскать. По-хорошему — это минимум полгода, а то и более.

На самом деле, в глубине души, я уверен, что и по этим показателям через месяц другой, не уступлю своим соперникам, потому как прошел хорошую школу в прошлой жизни. С теорией у меня неплохо, я многое помню, а вот мышечной памяти, нарабатываемой многими тысячами повторений, у меня нет. Значит, придется дополнительно уделить особое внимание навыкам «холостой работы» с оружием. В практической стрельбе, «холостая работа» может занимать до 80 процентов времени.

Есть некие общие принципы обучения любой физической деятельности. Как, например,