Вот было бы все в жизни так просто, как с гноллами — к ним всего лишь нужно прийти и убить, после попытки дипломатии. Правда, собакоголовые могут оказаться против и как там на практике будет, скоро узнаем.

Глава 19

Первым членом моей дипломатической миссии был пятидесятилетний юноша со взглядом горящим, неопрятной жидкой бородой и острыми эльфийскими ушами, за которые были зачесаны редкие волосы. Звали его странным именем Пьер Гавриил, и своим порывистым нравом он мне понравился еще во время собеседования, когда заявил, что видит идеальный мир без цивилизационных благ, проповедуя теорию максимального невмешательства и единения с природой. Одежда из натурального полотна, инструменты из камня, собирательство, никакой охоты и вот это вот все. Собственно, почти все то, чем занимались дети леса. Именно поэтому я Пьера к ним и не отправил, слишком уж активный — вдруг идеологом станет, а такие люди горы могут свернуть, только дай им точку приложения сил и оставь без присмотра.

Вторым бородатым эльфом была немолодая красивая женщина, Оливия. Человек творческий, вроде бы даже в стране известный, как мне Эрика тогда шепнула. Когда на собеседовании попросил ее охарактеризовать себя одной фразой, услышал: «Чем больше узнаю людей, тем больше мне нравятся собаки». Уточнил, что может быть в первую очередь она просто не любит людей — на что получил уверенный утвердительный ответ и на этом наше собеседование закончилось.

Оба деятеля Саботажа, пусть будучи совершенно разными по виду и мировоззрению, были похожи в том, что подобные люди максимально опасны, оттого я их и выбрал в состав делегации. На переговоры с гноллами оба согласились идти неожиданно легко, уговаривать вообще не пришлось. Даже пробовал отговаривать, но после моего обещания — если договоримся, сделать их главными в поселении псоглавцев, демонстрировали невиданный энтузиазм, видимо заранее представляя себя во главе послушной стаи.

Пока я общался с Пьером и Оливией, остальные валялись на траве, отдыхая. У меня тоже ноги после долгих переходов гудели, но кроме еды Лиза недавно привезла нам из города несколько флаконов особой воды. Сразу использовать не стал, а сейчас, стоило сделать пару глотков и усталости как не было. Обоим послам-делегатам тоже предложил — Пьер отказался, а вот Оливия согласилась. Сделав несколько глотков, она прислушалась к ощущениям, потом попросилась отойти в кустики на пару минут и степенно удалилась.

После десяти минут ожидания я уже чувствовал легкое раздражение, через пятнадцать минут окликнул первый раз, потом пошел искать. В кустах не было ни Оливии, ни ее следов — похоже, ума у нее побольше чем у Пьера Гавриила, и лицом к лицу с псоглавцами сталкиваться не пожелала. Наверное, гноллы для нее оказались больше похожи на людей, а не на собак. Странно только, что прямо от предложения не отказалась — но, в принципе, могла решить, что тогда я ее силой в саванну поведу. Недооценил я эту немолодую красивую женщину.

Отправлять на поиски Оливии никого не стал — только на тигре можно найти, а саблезуб мне самому нужен. Тем более солнце уже понемногу клонилось к горизонту, время около шести вечера. По итогу к лагерю гноллов выдвинулись вдвоем с Пьером.

Следопыты-разведчики, наблюдавшие за гноллами вчера, и дозорные следившие за логовом сегодня единогласно полагали, что псоглавцы ночные жители — днем активность в лагере наблюдалась минимальная. Почему стало понятно, когда мы пересекли границу гексагона. Стоило только миновать ложбину между холмами и оставить позади сине-зеленую траву, перейдя на желтую, пожухлую, сразу как будто в духовку попали.

Если под кронами Великого леса температура в любое время дня была максимально комфортная — не холодно и не жарко, то здесь даже в вечерний час солнце припекало так, что на камнях можно яичницу жарить. Воздух струился дрожащим маревом, земля дышала накопленным за день жаром, громко жужжали насекомые, сразу закружившись вокруг нас. Отмахиваясь и активно потея, мы с Пьером двигались к поселению гноллов. Я почти сразу вспотел как мышь испуганная, все же последние три месяца праздного времяпрепровождения дают о себе знать, спутник тоже от жары испытывал заметные неудобства. Но вообще не обращал на это внимания — тряся неопрятной бородой и глядя на меня взором горящим, рассказывал как будет внедрять в жизнь заветы матери-природы.

В отличии от Великого леса, по саванне ходить оказалось намного сложнее. Трава высокая, местами почти по пояс, ноги то и дело проваливаются в кротовьи норы, поверхность не такая ровная как при взгляде сверху кажется — лагеря гноллов даже не видно. Чтобы выдерживать правильное направление свернули направо и вышли к берегу реки. Здесь рыхлая выжженная земля чередовалась полосами тяжелой грязи, липнущей к обуви — за пару местных километров можно десяток по лесу менять. Никакого утомления, впрочем, не было — у меня после эльфийской особой воды, а Пьер целый день на поляне валялся, зарядился энтузиазмом.

Вскоре после пологого изгиба реки показался лагерь гноллов. На окраине видны неказистые глинобитные хижины и палатки-вигвамы из грязных и вонючих шкур, несколько покосившихся столбов-тотемов, а вот псоглавцев не наблюдается. Пьер Гавриил, воодушевленный предстоящей дипломатической миссией, уже рассказывал мне о бытие собакоголового святого Христофора, а также о боге Анубисе, размышляя в какую из религиозных ветвей направить свою будущую паству, для которой собрался стать пастырем.

Чем ближе к лагерю-стойбищу мы приближались, тем сильнее Пьер демонстрировал все возрастающий энтузиазм, в мыслях уже став царем зверей всей саванны. Настолько он возбудился, что все ускорял и ускорял шаг, уже почти бежал. Шли мы сейчас на виду только вдвоем — тигр, отойдя в сторону, передвигался незаметно в высокой траве, для чего ему приходилось стелиться над землей на полусогнутых.

Слушая Пьера — совершенно не замечающего текущий по лицу пот и насквозь мокрую спину тяжелого эльфийского балахона, я понял, что правильно не отправил его к детям леса. С таким энтузиазмом он там мог реально дел натворить, реально человек-машина «вижу цель не вижу препятствий». Его энергию, да в мирных целях — просто цены бы этому человеку не было.

Гноллы нас не заметили даже тогда, когда мы подошли к поселению метров на двести. Дальше я идти не хотел — придержал Пьера, покричал