— Ну хорошо, — как-то без особого восторга соглашается Кондыга.

— А если что — так ты иди к старосте, он меня знает, пусть мне радирует, я, если нужно, сразу приеду.

«Через полдня!», — замечает про себя Саблин. Он вообще-то думал, что Фарафонов не будет вот так безапелляционно брать человека в оборот. Но, видимо, у лейтенанта были свои приёмы. Тут, на Камне, на самом краю цивилизации, рядом с десятками баз переделанных, может, по-другому было и нельзя. И чтобы хоть как-то сгладить неприятные ощущения от ночного общения, он говорит Кондыге:

— Давайте я куплю у вас пару канистр масла.

— А… — тот всё ещё немного ошеломлён от предложения Фарафонова «дружить», — ну, две канистры… — он указывает на сложенные у стены двадцатипятилитровые пластиковые канистры. — Да вот, берите, только пустые канистры верните. С ними у нас беда…

Кондыга даже про цену ничего не сказал, и Саблин отсчитал ему меди по самым высоким расценкам.

Когда они вышли из будки, лейтенант и говорит прапорщику:

— Спасибо за масло, прапорщик, а я уже думал вас просить об этом.

— Да пожалуйста.

Саблин нёс одну из канистр к лодке и думал о том, что надо бы дать Фарафонову денег. Он понимал, что майор Иванов был прав, когда говорил, что лейтенант может помочь в этом деле. И тот реально помогал. Один его планшет чего стоил!

«Интересно, какой у него оклад. Ну, побольше, чем у меня будет. Хотя он тоже, по сути, командир взвода. Скорее всего, тут у него идут „фронтовые“. Ну а как иначе? Его часть, считай, на самом „передке“ находится. Сутки хода — и ты на Камне. Тут вокруг переделанных толпы, бандитов ещё сколько, а у него всего взвод на такую площадь. Нет, точно им тут фронтовая надбавка к окладу полагается».

Масло перелили, канистры вернули, и лейтенант отдал распоряжение:

— Комков, Сурдин, остаётесь в лодке, идёте вдоль берега на восток, внимания к себе не привлекайте, обороты самые малые, держите со мной связь. Комков старший.

— Есть, — отвечал Комков.

А с сержантом Беловым и рядовым Вороной лейтенант и Саблин пошли к дому. Так и пошли вдоль строений по берегу, на котором в этот час почти никого не было. И уже минут через десять Фарафонов и говорит, указывая на хорошо освещённый и большой дом впереди:

— Вон домик красивый. Судя по всему, его. Вон и мостушечка с лодкой, — и он сразу говорит солдату: — Ворона, а ну-ка взгляни, камера у двери есть?

Солдат чуть не бегом кинулся к дому выполнять приказ, а Фарафонов, сержант и Саблин прошлись по мостушке, поглядели на отличную лодку с мощным мотором, что была крепкой стальной цепью и большим замком прикована к мостушке.

— А неплохая у него лодочка, — замечает лейтенант, и они идут к дому.

Там рядовой Ворона им докладывает, указывая винтовкой вверх:

— Камера! Я её замазал!

— Молодец, Ворона, от лица командования выражаю вам благодарность. Теперь на правый угол, следи за проходом, сержант, за дверью встань, будь наготове. А вы, прапорщик… Вы без кирасы, отойдите в темноту, вон туда. Мало ли что…

И он нажимает на звонок у двери.

Им пришлось подождать, прежде чем за дверью раздались какие-то звуки, а потом из-за неё донёсся грубый голос:

— Падлы! Кто камеру сломал⁈

Фарафонов не стал отвечать на этот вопрос, а сразу заговорил:

— Митяй! Это Кочет! Дай ключи от лодки!

— Кто-о? — ревёт кто-то свирепый из-за двери. — Кто тут?

— Кочет! Кочет! — орёт ему в ответ лейтенант. — Я здесь с Тунгусом. Тунгус ранен, дай ключи от лодки. Нам на Хулимсунт нужно уходить. Слышишь, а?

Сержант стоял рядом с дверью, держа винтовку наготове, видно, ему не нужно было ничего объяснять, а лейтенант продолжал весьма настойчиво звонить в звонок.

— Димон, ты слышишь, приём? Лодку дай! Дай ключ от замка. Потом на Хулимсунте будешь — заберёшь её, или Лавров заберёт. Ну давай… Чего ты там затаился?

И наконец из-за двери послышалось:

— А чего тебе моя лодка? Вон их сколько на берегу, бери любую. Они даже не привязаны…

— Ты, жаба рогатая, тут не лодки, а труха вокруг, я уже всё посмотрел, у тебя тут у одного нормальная лодка с нормальным мотором; дай ключи и я уйду, — лейтенант ещё и дверь пнул для напряжения. — Если хочешь, крыса ты жадная, из окна ключи кинь, если стремаешься дверь открыть. Давай только побыстрее, Тунгус ранен, говорю же. У меня в борту и носу три дыры, мне на своей его до Хулимсунта не довезти, я свою здесь у тебя оставлю, только пулемёт сниму, и побыстрее давай, светает уже скоро, рыбари сейчас вылезать начнут.

Саблин только дивился умению Фарафонова разговаривать, тот так уверенно это делал, что Аким и сам, стоя у стены дома, вдруг начал волноваться о судьбе Тунгуса и думать, что Дима Рыбак в самом деле жаба жадная.

— А я как буду без лодки? — Дима уже начинал сомневаться, но ещё не сдался до конца.

— Ты, выхухоль! Тупой засеря! — теперь Фарафонов уже орал. И снова колотил ботинком в дверь.– Я сейчас разверну пулемёт и дам по твоему сараю хорошую очередь, посмотрю, из какого бетона твоя халупа построена, а потом взорву твою мостушку на хрен, но лодку всё равно заберу, а если Тунгус не доедет до врача, я тебе, жаба, обещаю, об этом узнает Глаз. Слышишь, выхухоль? Перед Глазом