с водой. Уже поставили и крепили на нос судёнышка пулемёт. Принесли РЭБ и рацию. Лодки у армейцев были просторные. Тут человек на десять места хватило бы. А ещё они были стальные, не то что у болотных казаков. Казаки ходили по болотам либо на пеноалюминиевых, либо вообще на «пластике». А тут вон какой дредноут. И к лодке такой как раз подходил стандартный армейский мотор, огромный и шумный. Он завёлся с резким, разрывающим воздух рокотом, с густой и плотной струёй чёрного выхлопа.
«О-о… Не хуже, чем у переделанных, ревёт. Ясное дело, на такое чудище масла не напасёшься!», — думал Аким, усаживаясь на первую за пулемётом банку, подальше от ревущего мотора.
* * *
Домик, казалось, был кривоват, похоже, он кренился к берегу, но бетон был крепок и хорошо выкрашен в белый цвет. Света тут, на краю посёлка, было немного, лишь около стапеля; над вывеской «Масло по хорошим ценам. Механические работы» горела неяркая лампочка ватт на пять. От берега до дома было всего метров тридцать, и Фарафонов с Саблиным, покинув лодку, даже не успели ног размять. И лейтенант, на ходу заглядывая в свой планшет, спрашивал у прапорщика:
— Вы будете с ним говорить?
— Да не знаю… — Аким никогда не был силён в разговорах. — Давайте вы.
— Да, лучше я поговорю. Просто вон из соседнего дома уже выглядывают. А нам здесь публика не нужна. Как и долгие беседы.
«Ещё бы, мотор то у вас вон как ревёт, а тут дома у самой воды».
Они подошли к двери, и Фарафонов нажал кнопку звонка. Им не пришлось ждать ни секунды.
— Кто там? — донеслось из-за двери.
— Жень, масла не продашь? — ответил ему лейтенант таким тоном, как будто они с Кондыгой знакомы многие годы. — Хотим завтра утром дальше пойти, заправиться хотим сейчас, чтобы утром не тратить времени.
— А ты кто? — донеслось из-за двери.
— Жень! Драный лещ, ну хорош уже дурачиться! — продолжает Фарафонов. — Дай две канистры масла, и я уйду. Нам тоже спать надо.
Саблин подивился тому, как уверенно и быстро лейтенант придумывает нужные фразы. И главное, каким тоном произносит слова. Этот тон сработал: засов на двери лязгнул, и дверь приоткрылась… Тут же Фарафонов просунул руку в дверь и схватил человека, что стоял за нею. Теперь он говорил тихо:
— Я лейтенант Фарафонов. Кондыга, мы к вам.
— А чего? А чего? — испуганно залепетал человек. Он попытался скрыться за дверью, но лейтенант выволок его и посветил в лицо фонарём: это был тот же человек, что был у него в планшете. Он был только в нижней одежде и респираторе. На него сразу же накинулась мошка. Он стал хлопать себя по плечам, по шее.
— Не кричите, — говорит Фарафонов спокойно, — одевайтесь и выходите, продайте нам две канистры масла.
— Понял. Ладно… — тихо отвечает тот. Кажется, он немного успокаивается, разглядев, что перед ним военные.
Глава 31
Он вышел уже в пыльнике, сказав кому-то в доме:
— Не ной ты… Сейчас приду. Продам солдатам масло и приду.
Потом они прошли до сарая, что стоял ближе к воде и был заперт на замок; и пока Кондыга отпирал его, Фарафонов и говорит ему:
— Женя, человек вот к тебе приехал, поговорить хочет.
— Чего? Какой человек? — не понял торговец и обернулся. И тогда лейтенант жестом предлагает Саблину: ну, давай.
И Аким вспоминает:
— Я от Натальи.
— А-а… — Кондыга немного растерялся. — Ну, я понял… — он стоит и таращится из-под капюшона на Саблина.
— Ты сарай-то открой, давай туда зайдём, — предлагает ему Фарафонов. — Там хоть мошки нет.
Они так и делают, Саблин закрывает за собой дверь помещения, в котором хозяин зажёг свет; тут был неплохой пресс для добычи масла из рыбы, несколько бочек, десяток полных канистр. А ещё всякий нужный в хозяйстве инвентарь и инструменты. И уже тут Аким и повторяет:
— Я от Натальи. Мне нужны сведения про Глаза.
— Я понял, понял… — заверяет его Кондыга. И добавляет: — Но я особо-то и не знаю про него ничего. Ну, не больше, чем другие, знаю. А так-то знаю, кто это.
И тогда Фарафонов смотрит на Саблина: это и есть ваш источник, прапорщик? Аким и сам… удивлен? Расстроен?
— Мне сказали, что вы поможете… — произносит Аким.
— Послушай, Женя, — поддерживает его Фарафонов. — Ты пойми, мы полночи ехали, только чтобы встретиться с тобой. Полночи! Может, ты прокатишься с нами до Светлого? Прокатимся, там посидим спокойно, попьём чая, потолкуем… Может, ты что припомнишь. А тут, я вижу, ты стесняешься, что ли… Или боишься здесь говорить.
И после Кондыга сразу становится бодрее и говорит им:
— Не надо в Светлое, я и здесь всё помню, я знаю человека, что всю его добычу сбывает. Людей ему на переделку подыскивает.
И тут Саблин краем глаза замечает, как на торце офицерского планшета, что держал в руках Фарафонов, загорается маленький зелёный светодиод: «Запись включена».
— Ну и кто это? — интересуется лейтенант.
— Это Лавров… тут есть один такой… торговец… — продолжает Кондыга. — Ну, вы же должны его знать… Его тут на Камне все знают.
А Фарафонов уже показывает ему фотографию в планшете:
— Этот?
— Этот, этот… — кивает Евгений.
— Да… Известная здесь выхухоль, — замечает лейтенант, начиная что-то читать в своём устройстве. — Торговец ещё тот!
— А точно он человек Глаза? — уточняет Аким.
— Точно, — уверяет Кондыга.
— Откуда знаешь? — не отстаёт от него Фарафонов.
— Ну вот, к примеру, два месяца назад… Коле Ездунову он