— Давайте-ка я по-быстрому, а вы подтягивайтесь, — предложил я, и на скорости рванулся вперед. Хоть и не особо верил, что Зеленая за это время выберется из шахты на поверхность и успеет добраться до машины. Но очень хотелось напрячь свое тело настолько, чтобы мозг хотя бы ненадолго перестал кипеть от всяких мыслей и сосредоточился на каких-то простых задачах.

Бежать пришлось рывками. Мне начинало сводить руки и ноги буквально через несколько секунд после старта. Все-таки я здорово выдохся здесь, и чтобы восстановиться, требовалось время.

Наконец, я увидел знакомую колею, и Бизона на ее дне.

Тут за спиной я услышал выстрелы. Обернувшись, увидел, как Егор усмиряет тощего верткого юрку, почти коричневого от загара и полуголого.

Я спустился вниз. Сел за руль, завел Бизона и плавно выехал из укрытия.

Парни тем временем уже добрались до места. По-быстрому загрузившись в машину, мы рванули прочь от этого проклятого места.

Мы мчались по пустоши, оставляя за собой клубы серой пыли. Бизон ревел, словно зверь, вырвавшийся из западни. Я крепко сжимал руль и не сводил глаз с горизонта, где уже сгущались первые признаки надвигающейся бури. Егор громко командовал, указывая мне, где нужно повернуть и какого валуна придерживаться. Воздух стал плотным, заряженным статикой, словно сама пустошь затаила дыхание перед разгулом стихии.

— Ничего, нормально! — бодрился Егор. — Сейчас еще немного на север, и там будет нора Гаврилыча. Мировой мужик!

Я невольно вспомнил, как мы уже однажды драпали по пустоши от бури, прямиком в нору к Медведю. Хмыкнул.

Что ж, оставалось только надеяться, что Гаврилыч и правда нормальный человек, с которым можно договориться. И, может быть, даже выпить пару стопок.

В груди было так мерзко и холодно, что очень хотелось плеснуть туда чего-нибудь горячительного.

Крестоносец сидел сзади, обеими руками держась за сиденье. Лицо — торжественное, в глазах читалось встревоженное предчувствие. Он то и дело поглядывал вверх, будто ожидал, что с неба вот-вот обрушится нечто большее, чем просто песок и ветер.

— Буря, — время от времени бормотал он себе под нос, глядя в темнеющее на глазах небо.

Я вздохнул.

Да уж, в самом деле. Буря по всем фронтам.

Глава 24

Артефакты пустоши

Участок Гаврилыча мы действительно нашли быстро и без приключений.

Честно говоря, я изрядно напрягся, когда мы с Егором вышли из машины и направились прямиком к «норе», спрятанной промеж двух больших валунов. Отодвинув тяжелую заслонку, мой спутник жадно втянул носом воздух — снизу вкусно пахло едой и виднелся свет. Спуск оказался неожиданно широким и отвесным, а в самом низу лежала аккуратная домотканая дорожка, связанная из разноцветных лоскутов.

— Есть кто дома? — громко крикнул Егор, не спускаясь. — Нам бы с Гаврилычем поговорить…

— Хирург, это тебя, что ли, нелегкая принесла? — услышал я дружелюбный ответ, и через минуту к нам уже поднимался хозяин убежища.

Гаврилыч и правда оказался мировым дедом. Не знаю, сколько ему было лет. Телом старик мог дать фору и некоторым молодым — сухой, кряжистый, с короткими кривыми ногами и отлично развитой грудной клеткой. А вот лицо Гаврилыча выглядело так, что с него можно было древних гномов рисовать. Темно-коричневое, морщинистое, со множеством мелких изъянов и выразительным носом-картошкой. А еще — борода. Конечно, не до пояса, но вполне себе приличная, неопределенного цвета и густая. Крупный угловатый череп частично облысел, и остатки былой роскоши старик гладко заплетал в тощенькую пегую косичку. Его товарищи оказались не менее примечательными. Всего их было трое — остальные уехали в ТЦ за припасами: лысый однорукий дядька по прозвищу Красавчик, женщина лет сорока с удивительно бесцветным лицом, которую все называли тётушкой, и парень лет восемнадцати по имени Рома, молчаливый и неспешный.

Буквально за десять минут мы обо всем договорились, расплатились за постой бутылкой водки и тушенкой, которую везли в качестве платы Крестоносцу.

Рома показал, куда поставить машину, помог спрятать ее в раздвижной жестяной короб, похожий на круассан, и накрыть сверху толстым брезентовым капюшоном.

А потом мы присоединились к компании Гаврилыча в подземелье.

Прежде чем спуститься вниз, я с тревогой окинул взглядом потемневшую пустошь.

Все-таки Женька — дура. Где ее носит? Как она собирается выжить в бурю, когда ничего и никого здесь не знает?

Хотя почему меня это вообще должно волновать?

Ушла и ушла. Посчитала, что ей так лучше. Что ж, барабан на шею и знамя в руки.

Надеюсь, мы не встретим ее после бури где-нибудь посреди пустоши. На четвереньках. Пожирающей кого-нибудь из собратьев-юрок…

Свою шахту дед показывал с гордостью и удовольствием. В отличие от большинства местных старателей, он, по всей видимости, никогда особо и не лелеял мечту найти супер жилу аполлония и разом разбогатеть. Для него шахта была домом и любимой мастерской одновременно. В огромном холле все было устроено, как в гостиной большого деревенского дома — добротная печь с трубой, каменный пол, два больших стола, удобные широкие скамейки, напоминающие диваны, с мягкими набивными подушками на сиденьях и спинках. Печь топили тут понемногу, но постоянно, поэтому и запаха сырого подземелья в жилище Гаврилыча почти не было. Кроме того, в хозяйстве имелся генератор, который снабжал электричеством небольшой холодильник, радио и даже ноутбук.

От главной галереи в разные стороны разбегались «квартирки» и «штольни».

— Почти пятьдесят лет на одном месте, — своим неожиданно молодым и звучным голосом рассказывал Гаврилыч, пока тётушка разливала нам по тарелкам густое варево из рыбных консервов и риса.

— И все эти годы идет добыча? — усомнился я, перемешивая ложкой парящуюся еду, чтобы она немного остыла. Из тарелки вкусно пахло ухой и лавровым листом.

— Добыча, парень, она везде одинаковая, — усмехнулся старик. — То есть, то нету. На самом деле без разницы, где копать. Недра формирует рифт. И где еще вчера ничего не было, послезавтра может оказаться жила. Потому что буря так прошла, активность энергии внутри рифта изменилась или еще чего. Они вот, — кивнул Гаврилыч в сторону Егора, — пришлые, как твой товарищ, не понимают главного — пустошь победить нельзя. Ее никак не перехитрить, не обокрасть. За все, что взял сверх меры, придется потом заплатить. А я — вольник во втором поколении. И знаю, что здесь побеждает не лев, а муравей. Понимаешь? Крупица к крупице, день за днем.

— Сейчас таких уж и не осталось, —