– Дела… – Кайзерине такой поворот событий не нравился. «Междусобойчик» левых и правых коммунистов мог закончиться большой кровью… и, в частности, ее собственной…

3. Себастиан фон Шаунбург, шоссе Хаэн-Убеда, Испанская республика, 17 января 1937 года, четыре часа пополудни

– Не нравится мне этот пост, – Мигель среагировал раньше, чем Баст разглядел детали.

Очень быстрый человек, очень резкий.

Дорога делала петлю в обход скального выхода, раз – и ты оказываешься на прямом участке: слева – овраг или что-то в этом роде, но в любом случае, туда не свернешь, поскольку падать высоко и больно, а справа – ледниковые валуны, скатившиеся с пологого, но непреодолимого склона холма. Ну, а впереди, метрах в ста, максимум, – шлагбаум, пастушья хижина, сложенная из сухих серых камней, и нарочито выставленная напоказ огневая точка, окруженная подковообразным бруствером из мешков с песком.

– Не нравится мне этот пост.

«Да, и мне тоже».

С утра, как отправились в путь, все время приходилось петлять и изворачиваться, доверяясь чутью Мигеля. Что он там чувствовал и чем, сказать сложно, Баст своего проводника, почитай, и не знал. Встретились в условленном месте, сказали друг другу, что положено, вот и все, что дано нам в ощущениях. Однако кроме первого – для знакомства – пароля, Мигель знал и еще одно «заветное слово», и, следовательно, за него поручились на «самом высоком уровне». Поэтому Шаунбург и не спорил: чувствует, значит чувствует. Делает, значит, знает, что и зачем.

Сначала они ушли с шоссе на проселок, по которому только на осликах кататься. Объехали Байлен с юга, не въезжая в город, и долго пылили второстепенными дорогами на Ленарес, но и его, в конце концов, оставили в стороне, свернув на север перед самой Убедой. И за все это время ни поста, ни воинской части на марше, ни карабинера на коне. Дороги большей частью оказались пусты. Людей – даже в деревушках, прилепившихся к тонким ниточкам проселков – попадалось крайне мало, так что создавалось впечатление, что Испания обезлюдела. Но, возможно, так оно и есть. Впрочем, в их положении на отсутствие свидетелей роптать не приходилось. Чем меньше людей их увидит, тем лучше.

Но на этот раз счастье им все-таки изменило.

– Готовьтесь, товарищ Верховен, – Мигель снизил скорость, и Баст услышал шуршание гравия под колесами автомобиля. – Эти нас так просто не отпустят.

Тем не менее слова словами, а знать наверняка ничего нельзя. Баст видел двоих, одетых в шерстяные горные шапочки и пальто-накидки, сшитые из одеял. У них и шарфы цветные имелись… Яркие. В общем, несмотря на наличие винтовок с примкнутыми штыками, солдаты не казались Шаунбургу особенно опасными. Но вот сколько их еще там прячется, за бруствером и в пастушьей халупе, иди знай!

– Давайте, все же я попробую их распропагандировать, – предложил Баст, которому совсем не улыбалось ввязываться в перестрелку с неясным исходом и с минимум привходящей информации об «участниках соревнований».

– По-немецки? – по интонации сложно понять, то ли Мигель так шутит, то ли просто уточняет для себя детали предстоящей операции.

– Я по-испански и не умею, – буркнул Баст в ответ и на всякий случай проверил свой парабеллум. Он был, разумеется, на месте, и Шаунбург поспешно – они уже подъезжали к шлагбауму – расстегнул кожанку, чтобы все видели висящую почти на животе кобуру. Авось, не обратят внимания на оттопыренные карманы…

– Ну-ну, – Мигель косо взглянул на приготовления Баста и кивнул, соглашаясь. – Но будьте начеку… товарищ. Если что, падайте. Так надежнее.

– Хорошо, – но времени на разговоры уже не осталось. Скрежетнули тормоза, проскрипел гравий, и Баст неторопливо распахнул дверцу автомобиля.

– Здравствуйте, бойцы революционной Испании! – заголосил он по-немецки еще из машины. – Я рад приветствовать вас от лица революционного пролетариата Германии, изнывающей под жестокой властью коричневорубашечников!

Когда-то в молодости – ну, то есть в юности, разумеется, поскольку он и сейчас был еще совсем не стар – приходилось Шаунбургу слушать зажигательные речи Леова и Тельмана, Штрассера и Геббельса…

«А кстати, – подумал он мимолетно и не к месту, не переставая молоть языком. – Леова-то – слух был – еще осенью в Москве арестовали…»

Солдаты, вернее, милиционеры, если судить по форме, реагировали на трескотню Баста вполне ожидаемо: опустили поднятые винтовки и раззявили рты. Шаунбург сознавал, что вполне узнаваем в своих галифе и кожане, и в фуражке «тельмановке», но начинал сомневаться, что «пауза» затянется. В дверях каменной хижины появился небритый офицер в форме карабинера и за бруствером из мешков с песком кто-то отчетливо пошевелился.

«Черт!»

– Это комиссар Верховен, – сказал по-испански Мигель, вылезший из машины с другой стороны. – Закурить не найдется?

– А вы кто такой? – строго поинтересовался офицер с порога хижины. – Предъявите документы.

Все это, хоть и не без некоторого, впрочем, вполне естественного напряжения – все-таки акцент играет роль – Баст худо-бедно разбирал, не прекращая, однако, улыбаться, как идиот, и нести свою собственную агитационно-плакатную чушь. Однако следующую тираду Мигеля он понял буквально «с пятого на десятое». Того взорвало стремительными и мощно интонированными фразами, среди которых то и дело мелькали знакомые на слух испанские ругательства: «карамба», «миерда» и «пута». А еще через мгновение, выбрасывая в прежнем темпе фразы-скороговорки, Мигель начал стрелять, стремительно перемещаясь по ломаной траектории слева направо вдоль позиции республиканцев.

«Еть!» – Шаунбург не стал заморачиваться несвойственной ему «акробатикой», а выхватил из кармана пистолет и повалился на землю, то есть прямо на камни под ногами, начав стрелять даже раньше, чем упал на левое плечо и перекатился на спину, а потом снова на живот, гася таким нехитрым способом скорость падения.

Попал или нет, сказать трудно: упали, теряя винтовки, оба милиционера, а там вдруг грохнуло прямо в уши, и за бруствером поднялся клуб пыли и дыма.

«Граната…»

Офицера Баст, лежа на дороге, не видел, а потому скоренько, по дуге, пополз к шлагбауму, предполагая разглядеть карабинера оттуда. Стрелять больше пока не в кого: милиционеры лежали, кто где упал, над мешками с песком рассеивалось облачко недавнего взрыва, Мигель куда-то исчез, и Шаунбург героически полз по камням, все время ожидая, что кто-нибудь додумается стрельнуть по бензобаку «фиата».