— Но это же просто точка посреди озера, — покачала головой матушка. — Там глубина восемьдесят или сто метров, дно сложное. Вы бы ничего не смогли рассмотреть. Ладожское озеро очень глубокое.

— Да, но я хотела заснять само место. Хотела понять… Хотела понять, что последним видели те несчастные люди…

Оксана достала пачку фотографий. Занятно, что она снимала на пленочный фотоаппарат, и теперь эти распечатанные кадры выглядели действительно словно из другой эпохи, хотя были сделаны в прошлом году. Блеклые цвета лишь усугубляли эффект от сероватых красок северной природы.

Матушка осторожно взяла в руки один из снимков. Это был типичный ладожский пейзаж: толща темной сине-серой воды под бледным небом со свинцовыми облаками. И краешек чернеющего леса со стороны острова.

— Хотите знать, что мы тогда видели и чувствовали? — княгиня уставилась на журналистку, и та поежилась под ее тяжелым взглядом. — Отчаяние. Непонимание. Страх и беспомощность. Паника. Судно взорвалось и тонуло. Тем, кто погиб сразу, повезло. Остальные — раненные, обожженные, покалеченные — отчаянно цеплялись за жизнь в ледяной воде. Ведь это был май… Спасательных шлюпок не хватило, многие повредило взрывом. И даже магия не смогла помочь спасти всех. Даже магия уровня «Алмаз».

Оксана опустила глаза.

— Простите, ваша светлость. Простите, что заставляю вас это вспоминать.

Я очень хорошо помнил тот день. Помнил смертоносный холод воды и безжалостный ветер. Помнил это серое небо, плававшие в воде обломки и людей. Помнил множество катеров, что пытались забирать людей, но было поздно. Помнил поисковую операцию, за которой следил весь мир.

Потому что именно в этот день, именно в момент этой трагедии начался мой отпуск в этом мире.

Орден все рассчитал. Контракт на временное пребывание в ином мире имел ряд жестких условий. Первое и главное — не замещать своей душой чужую душу в здоровом теле, поскольку это противоречило вселенскому закону баланса. Я имел право «поселиться» только в теле уже обреченного человека, когда из него уходила родная душа.

И таким стал маленький, еще даже не отметивший трехлетие, княжич Алексей Иоаннович Николаев. Несчастное дитя, чье сердце не выдержало взрыва и ладожского холода. И именно в тот момент, когда его тело перестало сопротивляться и сдалось, появился я — чтобы провести здесь семьдесят пять отведенных Контрактом лет.

— Так что же вы накопали на острове? — помолчав, спросила княгиня. — Ведь вы решили туда отправиться, не сомневаюсь. Именно там теперь хранятся обломки корабля.

Журналистка кивнула.

— Мы смогли пробраться на остров. Рыбак, который нас сопровождал, живет во Владимировке всю жизнь. До трагедии он подрабатывал тем, что возил паломников в Коневский монастырь на острове. А потом — только рыба. Но главное — рыбак знает там каждый камень и рассказал нам кое-что интересное.

Оксана принялась перебирать листы бумаги и нашла нужный.

— Вот, я записала его рассказ на диктофон, а потом расшифровала…

Мы с матушкой принялись читать.

— Так, стоп, погоди. Трагедия случилась десятого мая, верно? — Я поднял глаза на матушку.

— Да…

— А тут рыбак говорит, что кто-то приезжал восьмого. На точку, где потом случилась трагедия…

Матушка перечитала кусок расшифровки.

— Это могла быть имперская служба безопасности. В порядке вещей детально разведывать маршруты. Точка крушения была как раз в положенном месте. Ведь мы уже возвращались с Валаама и хотели зайти на Коневец. Это был короткий императорский тур по Ладоге…

— Читайте дальше, ваша светлость, — Оксана показала карандашом нужный абзац. — Вот, видите?

Я тоже внимательно всмотрелся в текст.

— Они что-то сбрасывали?

— Да, и это явно не были сотрудники императорской службы безопасности. Рыбак сказал, что два катера пришли со стороны Кексгольма. Остановились на той точке и сбросили несколько каких-то… То ли камней, то ли железок… Какой-то мусор. Это было ранним утром, и свидетель рыбачил в том секторе. Тогда и заметил. Удивился, но не придал значения. В воду нередко сбрасывают всякий хлам.

Матушка вернула лист журналистке.

— Простите, но я не понимаю…

— Ничего удивительного, ведь все очень запутанно. Но я поговорила с другими свидетелями, из соседней деревни.

— Их всех допрашивали, — отрезала княгиня. — Тогда трясли каждого. И ничего не нашли.

— Потому что не то искали. И не там! Вот, я записала рассказ одного из ребят. Ему тогда лет восемь было, но он все видел с берега. И рассказывал, что прямо перед взрывом над водой и кораблем воздух словно исказился. Он очень странно это описал. Вроде бы смотришь, все видно хорошо, но затем как будто формы начинают меняться. Потом резко потемнело… И раздался взрыв. Вы ничего такого не помните?

Я внимательно посмотрел на княгиню. Сейчас от ее ответа зависело все.

— Не думаю, что помню. Мы тогда были в трюме, как раз начался фуршет. Я с Алексеем и Виктором, императрица Татьяна с младшими детьми… Цесаревич был тогда в рубке с отцом, но выжил… Федор… Великий князь Федор Николаевич — тоже был с нами. Мы были увлечены беседой, но я не помню, чтобы вокруг нас что-то искажалось. Да, резко потемнело, но мы подумали, что надвигается гроза, и обрадовались, что скоро пристанем к острову…

Значит, они оказались в эпицентре аномалии. Как говорится, в самом центре смерча, в точке «ноль». Именно там до последнего нельзя заметить, что открывается разрыв в пространстве. А когда это становится очевидно, уже поздно.

По всем остальным признакам и описаниям это было Искажение, замаскированное взрывом. Или одно спровоцировало другое — так тоже случалось. И сейчас Оксана явно вела к тому, что это Искажение кто-то вызвал. Она не верила в официальную версию и как-то связывала это с другими аномалиями.

— Оксана Вадимовна, вы думаете, в тот момент могли применить магию? — спросила матушка.

— Возможно, какое-то магическое оружие.

— Но я понятия не имею, что может вызвать подобное. А я получила лучшее магическое образование