Совсем другое — найти людей, которым можно вручить железа в цену годовой работы батрака и отправить их туда, где ты до них не дотянешься. И ждать, что они будут сражаться и умирать. Но они пока еще не поняли, что это две больших разницы. Для городских старейшин сейчас мое условие, это скорее постройка моста — пара сотен работников, которым надо дать немного денег и инструментов.

В толпе горожан началась тихая суматоха. «Легко отделались⁈ Не может быть, тут где-то подвох.» Я опять почувствовал, что улыбаюсь уголком рта. Да, подвох есть. В мудрости им не откажешь.

— Взамен, — продолжил я, не давая им времени на раздумья, — вы получите союзнические права. Как у любого города Долины, вступившего в союз с нами, без притеснений: торговать в Караэне в назначенные дни и на выделенных местах; один представитель вашей общины в Серебряной Палате; право обращения в Караэнский суд.

Я немного помолчал и добавил для ясности:

— Право находиться и быть услышанными там, где решаются большие дела.

Умные люди. Они быстро поняли, что я им предлагаю. Это как в моём мире — получить доступ к главным торговым потокам; может, не самым крупным, но одним из них. Хотя, в моем мире все слишком сложно. Скорее, это как владельцу придомового магазинчика из провинциального города дать шанс открыть магазин на центральной улице мировой столицы. Чем торговать, как торговать — уже неважные мелкие детали. Сама возможность почти бесценна.

Я слышал в их дыхании желание — ритм изменился. Еда, женщины, власть? У некоторых всё это меркнет перед другой страстью: алчностью. Я не удержался от широкой улыбки. Я люблю людей, которых можно купить. Они — единственные, в ком можно не сомневаться. Разумеется, до тех пор, пока твоя цена — лучшая. Я звякнул шпорами по кольчужной попоне Коровиэля, заставив его недовольно всхрапнуть и подойти на пару шагов ближе к «уважаемым людям». Хотелось акцентировать их внимание на главном:

— Эти права не мой дар, а добываются делом. Вы выставляете двести человек на три месяца, снаряжаете, кормите, заменяете, если они падут. Они сражаются так, чтобы не бросить тень на Караэн и выполняют все мои пожелания без споров и со всем усердием. Будет так — и я подпишу бумаги. Не сделаете — и вы узнаете, почему Вириин больше так и не был заселён.

Пухлощёкий, который предлагал «половину товарами», вновь открыл рот, но я поднял руку и он замолк.

— Никаких «половин», — сказал я спокойно. Даже если он не о том, я не намеревался вступать с ними в диалог. Язык — это оружие, которым они владеют лучше рыцарей. — Я хочу людей с оружием и запасом, которыми можно распоряжаться без лишних вопросов. Товар и деньги вы отдаёте мне сейчас. Чтобы защитить вас от воинственности моих людей, я оставлю в городе бранкотту. Они будут стоять на стенах и хранить ваше добро моим именем. Вы будете платить им по пять сольдо в месяц каждому и ещё пять дукатов их командиру. Ещё: если поселения вашего контадо хотят защиту, пусть идут к вам; вы сможете обратиться в суд Караэна при споре. До тех пор, пока у вас нет союзных прав, мои люди вправе вершить дела за пределами стен вашего города на своё усмотрение.

— Мы выставим вам людей завтра, — отчеканил бородатый с ухоженной бородой. — И смиренно просим остановить разграбление.

Я едва не хмыкнул. Найти двести человек в полном снаряжении — задача уровня сложности «мифическая». Доспехи и щиты не растут на деревьях; хорошие щиты у меня есть разве что на каждом пятом пехотинце. Впрочем, пусть. Им придётся перекупать доспехи, скидываться, латать, чинить. Это даст им занятие, спасающее от лишних мыслей, а мне — время и рычаги.

— И ещё, — добавил я, словно перечисляя заказ официанту, — пять заложников из числа вас, уважаемых семей. Ни детей, — я посмотрел на того, кто пытался взмолиться, — ни жен. Я не люблю жалость, люблю гарантии. И двадцать ремесленников — лучших, каких у вас есть, и пару жрецов для клятвы: пусть те, кто хочет, присягают своими богами.

Это были понятные и простые требования. Они кивали, думая о Караэне и о своем контадо. Впрочем, с потерей контадо они наверняка уже смирились. Все ценное они увезли за стены, а землю тут еще не научились увозить с собой. А вот Караэн… Один из крупнейших городов Регентства. Суд Караэна был знаменит; о нём они слышали скорее слухи, чем факты. Зато о бесконечном богатстве Караэна слышали лучше — чем мутнее сияние города, тем больше возможностей разглядеть в нём желанное.

Я давал им не просто милость — я давал возможность стать частью системы. Элиты получат права, ценность которых они ещё не до конца осознали: торговые коридоры, формальная защита от произвола, политическое представительство. Это — инвестиция, и они сразу почувствовали запах выгоды. Но выгода придёт только через службу — через снабжение и поддержку.

Они зашептались. В шёпоте слышался холодный расчёт. Я не сомневался в их решении: согласиться — значило выжить; отказаться — значит исчезнуть. Меня устраивали оба варианта — и разграбление их города, и наличие хорошего опорного пункта на пути к замку Инобал.

Мужик в берете, который при этом внезапно дрогнул лицом и едва не заплакал, опустил мешочек с монетами в руки одного из моих слуг — символический залог. Самый седой, сдерживая кряхтение, выполз вперед и протянул ключи на бархатной подушечки. Их взял Адриан и передал мне. Я повертел их в ладони — вычурные украшения, не больше.

Я бросил ключи слугам и послал Коровиэля прочь, не стесняясь того, что комья грязи из-под его копыт летели прямо в склонённые лица. Пора было вернуться к своим людям. Власть — во многом представление: люди верят, что вот этот человек имеет право решать их судьбу, вести в бой и рисковать жизнями. Важно соответствовать образу, что сложился у них в голове.

Горожане — хитрые и опасные люди. У них есть город и интересы. Они ещё не признали во мне человека, имеющего над ними власть. И, скорее всего, никогда не признают. Даже Караэн не признал — хоть и с оговорками.

Как и вассалы. Да, традиция служения, семейные военные корпорации с репутацией, когда