— Мы его достанем, — сказал я с уверенностью. Хотя внутри всё было иначе. Мне хотелось только одного — увидеть и обнять Астрид. — Но сначала нужно убедиться, что наш дом крепко стоит на фундаменте. Что стены ещё держатся. И что у нас хватит лошадей, чтобы догнать альфборгцев.

— Лошадей? — Торгрим появился из дыма, как древнее, покрытое сажей божество кузни. В руках он сжимал обломок железного наконечника, изучая излом. — В лесу кони бесполезны. Они там себе все ноги переломают и нас похоронят…

— Мы не полезем в чащу, — раздраженно буркнул я. — Мы помчимся по старому тракту в обход. И будем быстрее их. В лесу остались наши подарки — волчьи ямы, шипы, верёвки. Не хочу, чтобы мои люди гибли от нашей же хитрости. Я уже не помню, где что зарыл и подвесил… И уверен, Торгнир — тоже…

Асгейр медленно кивнул, будто массивный камень прокатился по склону.

— Главное — мы победили, а они бегут…

— Главное — теперь догнать и закончить начатое… — проворчал Эйвинд, наконец затянув узел. — Нельзя медлить.

Все понимали это, поэтому сразу пошли в город и занялись делом.

Повсюду смердело гарью. Это был запах влажного, упрямого и дымного тления. Пахло вещами, которые сдались огню, но не до конца.

Мы шли по улицам, и город открывал мне свои раны одну за другой.

Дом кожевника сложился внутрь. Из-под обгоревших балок торчала чья-то рука, застывшая в последнем, тщетном жесте. Рядом сидела женщина, уставившись в тлеющие угли, и качала на коленях что-то завёрнутое в плащ.

Затем взгляд приклеился к колодцу… Его сруб был опален, но цел. Вокруг мелькали десятки вёдер, бурдюков и горшков. Люди в молчаливой, отлаженной цепи передавали их от колодца к ещё дымящимся домам. Лица были пусты. Руки двигались с марионеточной точностью. Они ещё не понимали, что выжили и битва за стеной окончена…

Затем мы молча прошли мимо склада. Дверь была выломана, а часть стен почернела от языков пламени… Внутри царил аккуратный разгром. Кто-то распорол мешки с зерном, и их содержимое смешалось с золой и грязью на полу. Мародеры были везде… Даже среди своих…

— Асгейр… — бросил я с натугой и откашлялся, выплеснув ком сажи. — Собери тех, кто ещё может отличить друга от недруга. Распредели их по способностям. Одни пусть собирают наших павших. Отдельно и аккуратно… Другие — пусть уберут в сторону тела альфборгцев. Потом со всем разберёмся. И, пожалуйста, найди тело Торгильса… Я сам его похороню, когда все успокоится… И… Всё, что валяется — железо, дерево, кожа — складывайте в общую кучу у твоего дома. Ничего в карманы не кладем. Ничего в сундуки не прячем. Всё должно быть на виду.

Асгейр посмотрел на меня своими светлыми спокойными глазами и улыбнулся.

— Будет сделано, конунг.

— Эйвинд. — обратился я к другу. — На тебе огонь. Нужно добить его. Если бревно тлеет — залей его. Если целая стена дымится — разбери её. Возьми кого угодно: стариков, молодняк, скальдов. Но чтобы через несколько часов ни одного красного уголька здесь не было. Я не хочу просыпаться в поту от нового зарева.

— Скальдов, говоришь? — осклабился Эйвинд. — Думаешь, ваша братия может тушить огонь сложными куплетами?

— А вдруг? — сказал я, уже отворачиваясь.

— Торгрим, ты пойдешь со мной. Мне понадобится твоя помощь…

Мы двинулись к большому дому, минуя людей, которые молча расступались перед нами. Их взгляды цеплялись за меня неприятным репейником. Искали в моих глазах уверенность и хоть какие-то поручения. Я их не расстраивал и делал то, чего от меня ожидали — демонстрировал силу духа и отдавал приказы… Но внутри была только одна навязчивая и бесконечная мысль: Найти её. Увидеть её. Услышать её голос…

Когда мы с Торгримом подошли к моему ярловскому дому, запах ударил в ноздри ещё на пороге. Смердело кровью, слезами и горькими травяными настоями.

Внутри горели факелы. Их свет прыгал по стенам, оживляя страшные тени. Люди лежали везде, где было хоть немного места. На столах, на скамьях, просто на полу, либо на соломе.

Одни стонали, другие кричали сквозь стиснутые зубы, третьи лежали безмолвно, уставившись в потолок.

Мой взгляд пронесся над всем этим хаосом и зацепился за «рыжий пожар на маковом поле»…

Астрид стояла на коленях рядом с молодым воином. Мальчишкой, судя по мягкому, безбородому лицу. Его рука от локтя до запястья была превращена в кровавое месиво. Она, не отрывая взгляда, промывала рану водой из деревянной чаши. Потом, быстрыми, точными движениями, начала стягивать края разорванной плоти полосками чистого полотна. На лбу выступили капельки пота. Кончик языка, розовый и влажный, виднелся в уголке рта в глубоком сосредоточении.

Она была грязная. Запачканная кровью и пеплом. Волосы выбились из косы, рыжие пряди прилипли ко лбу и щекам. Но при этом она оставалась самой прекрасной женщиной, которую я видел за всю свою жизнь. За обе жизни…

Она почувствовала мой взгляд. Её пальцы замерли на мгновение. А потом она медленно подняла голову.

Это было похоже на тишину после грома. Собранность, усталость, эта маска хладнокровной валькирии — всё в ней рассыпалось в тихом блике хрусталя… И в мир полились могучие чувства…

Её лицо вспыхнуло, как первый солнечный луч после долгой ночи. Оно засияло таким беззаконным светом, что у меня в груди оборвалась струна, на которой держался весь этот день и вся эта война. Она вскочила… Слабый стон раненого, пузырёк, летящий со стола, темное пятно, растекающееся по полу — всё это стало фоном и тенями на стене. Она летела через комнату, спотыкаясь, и весь её путь был немой молитвой, которую я читал в каждом её вздохе.

Я поймал эту огненную бурю. Она врезалась в меня, и её руки обвили мою шею с силой утопающей, что нащупала камень среди пучины. Она вжалась в мою грудь, в кровь, в копоть и железо, будто пыталась втереться в саму мою кожу. Мелкая дрожь бежала по её спине, как рябь по воде от упавшей слезы. Я обнял её, прижал и зажмурился, уткнувшись лицом в изгиб её шеи. Запах любимой женщины вскружил голову…

В нем прятался дым от пожарищ, горькие травы и запах горячего воска. Но под всем этим скрывался тонкий, как старинная мелодия, аромат её кожи. Запах чистого полотна, сушеных яблок, спокойного дыхания в объятиях. Шлейф цветочной пыльцы у крыльца, холодок родниковой воды в глиняном кувшине… Возможно, так пахла сама принадлежность. Как пахнет старая книга, которую перечитываешь тысячу раз, зная каждую закладку и каждое пятнышко на страницах.