«Чудная она, ей-Богу!».

Карасёв приехал вовремя, как и уговаривались, его привёз сын, в общем, всё было готово. Стали раскладывать снаряжение, ящики с бронёй. Теперь их было четверо, и снаряжения Аким брал больше, чем в прошлый рейд. Только патронов и мин вон сколько. Место стало меньше. Но ничего. Последние приготовления были закончены. Денис уже завёл моторы, и они тихо урчали на холостых. В общем, всё было готово, и Саблин сказал:

— Ну, с Богом, — и присел рядом с радистом, устроился поудобнее. А Кульков, перекрестившись, оттолкнул ногой лодку от пирса. Карасёв тоже перекрестился, а Денис развернул лодку, спросил:

— Аким, куда едем?

— На Преображенскую.

— На Преображенскую. Принято.

И едва лодка пошла по протоке, ведущей от станицы на запад, тут же заговорил любопытный Карасёв:

— Ну так что, атаман, теперь-то скажешь, за кем идём?

— Теперь могу, — согласился Аким. — На Камне бандитствует прохиндей один, его прозвали Глазом, у него глаз и рука бионические. Так вот за ним и идём.

— А банда у него большая? — тут уточняет Кульков.

— Непонятно пока, говорят, человек шесть.

— А броня? — интересуется Денис.

— Не сказали, — отвечал Саблин.

И тут все, как сговорились, стали задавать ему вопросы. И были они в своём праве. Хотели знать казаки, с кем придётся схватиться, все ведь видели, сколько оружия и боеприпасов атаман взял с собой в рейд, понимали, что это неспроста. Вот только ответов на эти вопросы у прапорщика не было. И тогда, чтобы как-то успокоить товарищей, на вопрос Карасёва:

— А ты знаешь, где его искать-то? Камень-то, он не маленький…

Саблин и говорит:

— Нам армейцы местные должны помочь. Он им тоже надоел.

— А-а… армейцы, — уважительно произносит Мирон, и все вместе с ним вроде как подуспокоились. Этот факт сразу перевёл разговор в русло конструктивное.

И ещё порассуждав немного с казаками о задании, Саблин решает закончить этот разговор до того момента, как у него самого будет на этот счёт хоть какая-то ясность; и он говорит:

— Мы в Преображенской ночевать не будем. Николай, может, отдохнёшь? Тебе ночью рулить.

— Есть отдохнуть, — отвечает Кульков. И смеётся: — Хоть погляжу, как там у богатых людей в кубриках, — а потом и спрашивает: — Атаман, а курить-то там можно?

— Можно, можно, — за Саблина отвечает Калмыков.

А прапорщик теперь говорит радисту:

— Мирон, а что там с моторами?

— Кругом моторы, — сразу отвечает тот, едва взглянув на монитор РЭБ-станции, — ваши, поди, станичные рыбачат.

— Дронов нет?

— Нет, дронов нет, — успокаивает атамана радист.

Это хорошо, Саблин и сам немного успокаивается и закуривает.

Вдоль берега мелководье, большие поля ряски, но эти места казаки из Болотной знали хорошо, поэтому шли весьма бодро. И к большой станице подошли ещё до рассвета. Преображенскую было видно издалека, особенно в темноте. Ещё четырёх часов утра не было, а огни большой станицы уже поблёскивали над рогозом. А ещё через час казаки уже швартовались у добротных бетонных причалов.

— Я отойду ненадолго, — говорит Саблин, вылезая из лодки. — Покушайте пока. Пройдитесь, ноги разомните. Только от лодки далеко не отходите.

— Аким, — окликает его Кульков. — Может, я до заведения дойду? — он указывает на задние в конце причалов. На нём светится вывеска. — Чайку возьму — попьём. Чайку охота.

— Коля, — строго говорит Саблин. — Только чай.

— Да, понятное дело, я про чай и говорю, — уверяет его Николай.

И Саблин, сменив КХЗ на нормальную одежду, уходит в город.

Глава 28

Ещё не рассвело, и он не сразу находит нужную улицу, поначалу свернул не туда. Станица-то огромная, считай город, домов в два этажа и более в центре куча.

«Рогата жаба, в болоте найтись легче, чем в этих домах».

Ему даже пришлось спрашивать у прохожих, где находится магазин «Норильск». Первый встреченный, то был мужчина, ему ничем помочь не смог, только женщина его сориентировала. Нашёл наконец чистую улицу, а там среди других сияла в утреннем полумраке яркая вывеска «Норильск». Думал, что Мурашкина спит ещё и придётся её будить, но через жалюзи пробивались полосочки света, и он позвонил в звонок у красивой двери.

Дверь ему отворила темноволосая девица, та самая неопрятная, что не понравилась ему ещё в первые визиты. Была она раздета. Ни одна приличная женщина из Болотной, пусть даже и молодая, никогда к чужому человеку не вышла бы, не одевшись. А эта вылезла в прихожую, видно, прямо из кровати, волосы нечёсаные, буркнула что-то неразборчиво, наверное поздоровалась, и ушла. Саблин потоптался в тёмном коридоре, не понимая, нужно ли ему разуваться, вроде магазин и другой обуви у двери не было, и всё-таки решил разуться: утро, посетителей нет, нужно снять ботинки, чтобы не нести в помещение пыль и пыльцу.

— Прапорщик! — донеслось из зала, когда он уже закончил с обувью. — Ну где ты там?

Он узнал голос Мурашкиной.

— Иду, — отозвался Аким и пошёл на свет.

Везде стоят длинные вешалки с яркой одеждой. А посреди помещения сидела на небольшом диванчике и сама хозяйка. Перед нею маленький столик, на котором стояла чашка… кажется, с кофе. Женщина была одета так же свободно, что и та девица, которая открывала ему дверь. На Мурашкиной майка и маленькие шорты из розового материала. Настя тоже, бывает, особенно летом в жару, носит дома шорты, только не такие короткие, и к людям она в них точно не выходит. А Елена вовсе не стеснялась того, что ноги у неё голые почти до самых ягодиц. Так она ещё, одну ногу поставив на край столика, натирала голень белой мазью из красивой баночки. Потом,