Он вздохнул. Ничего не остается, только стоять до конца. Ходят слухи что Гартман все же двинулся к Вардосе, падение города ему очень невыгодно. И если он зажмет Арнульфа во время осады, то может и выиграть. Вот только барон понимал, что эти слухи — не более чем просто слухи. Возникающие среди людей от отчаянной надежды, от веры что все будет хорошо, и Архангел их не бросит в тяжкую годину.

В этот момент у дальней стены поднялся молодой офицер городской стражи. Лицо бледное, взгляд беспокойный.

— Простите, милорды… Есть ещё кое-что. Про… про защиту пролома в восточной стене.

Все головы разом повернулись к нему. Офицер сглотнул, но продолжил: — Город полон слухами. Про неизвестного воина. Который держал брешь. Один. Пока не подошла тяжёлая пехота. По помещению прокатился гул голосов. Кто-то кивнул. Кто-то нахмурился.

Бранибор Каменски глухо подтвердил: — Я видел. Сам видел.

Он поднялся, массивный, как башня, и его голос прогремел под потолком большой залы.

— Один человек. В полном доспехе. С мечом. Стоял в проломе, где должны были стоять десять, плечом к плечу. Не знаю кто это, но он бился как демон. Никто из тех, кто приближался к пролому не выжил. Славный был бой.

Он сжал кулаки: — мы подоспели вовремя, на ногах уже почти никого и не было, только несколько людей Волка, да и те едва держались. Знаете же как мы встаем — щитами в землю. И… вперед. Так вот, этот воин — стоял прямо перед нами. Я имею в виду что, если сзади твоя тяжелая пехота подходит, тут не зазорно назад отойти, за щиты. Обернулся, посмотрел… шаг назад сделал, потом другой. Вон, люди Волка так и сделали… — он кивнул на Курта Ронингера: — так бы все сделали. На кой черт помирать, если свои подошли?

— С момента как подошли люди Бранибора пролом было не взять. — откидывается на спинку стула Курт и кладет руки на стол перед собой: — такая тяжелая пехота как у него — редкость в наши дни.

— Спасибо. — кивает Бранибор, наклоняя голову в знак признательности: — но этот вояка не отступил, представляете? Так и стоял впереди нас, как скала. Я бы такую к себе в сотню взял, дал двуручник хороший или топор на длинной рукоятке и за щитами поставил. Такие как она — строй на раз пробивают.

— Она? — поднимает брови барон. Женщины-воины не были такой уж редкостью, с талантом к усилению даже женщина могла биться наравне, а то и лучше, чем многие воины, но все же у него в страже таких было… человек пять. И всех он знал поименно.

— Видно же что девка. — пожимает плечами Бранибор: — молодая еще. Доспехи с чужого плеча. Меч ей не по руке, ей бы молот боевой или палицу, все больше толку. Видно же что она к другому оружию привыкла — мечом как молотом бьет. Нет, с силушкой там все в порядке, вот только меч у нее потом сломался, не выдержал такого обращения. Мы подошли, ее за щиты взяли и вперед вышли, чтобы не убили. А потом магистр Грюнвальд стену заделал. И все. Куда она потом делась… — он снова пожал плечами и посмотрел на Курта Ронингера: — слышал с твоими ушла.

Барон повернулся к командиру наемников который сидел, сложив руки перед собой, задал ему короткий вопрос:

— Твоя?

— Моя. — кивнул Курт и поднял руку, предупреждая следующий вопрос: — все с ней в порядке. Она просто попросила… не афишировать ее имени. По… семейным причинам.

— Понимаю. — наклоняет голову барон: — с одной стороны понимаю, женщины-воительницы дурной славой пользуются, но тут! Она же город спасла. Я хочу ее наградить. Людям сейчас нужен герой и будет даже лучше если это женщина. Это вдохновит наших горожан.

Курт медленно кивнул. В его голосе скользнула ирония — горькая, усталая: — Если позволит, приведу. Теперь все говорят: город держится на чуде. А нам, похоже, так и жить — от чуда к чуду.

Барон кивнул, но взгляд его снова стал пустым, отсутствующим, как у человека, который слишком хорошо видит будущее:

— Даже если сегодня мы удержали стены… завтра враг будет настойчивее. Послезавтра — ещё сильнее. Трое архимагов… вы понимаете, что это значит.

Он оглядел собравшихся, и в его голосе прозвучала сталь:

— Если у кого есть тайный запас, идея, хоть одна мысль, как продержаться ещё день — пора выкладывать на стол. Если нет… значит на сегодня совещание закончено.

Отец Бенедикт медленно поднялся, благословил собравшихся тройным касанием — лоб, губы, сердце:

— Триада да хранит город и тех, кто готов встретить судьбу с честью. Но чудо не стоит дразнить. Лучше быть готовым ко всему.

Люди начали расходиться. Медленно. Молча. Без споров, без разговоров. Решения были приняты. Завтра снова будет битва.

* * *

Оружейная барона находилась в подвале резиденции, за тремя дверями и двумя охранниками. Здесь хранились лучшие доспехи города, оружие предков фон Вардосов, артефакты и реликвии, собранные за столетия. Воздух был сухим, пахло маслом, металлом и чем-то древним — пылью веков, пропитавшей камень стен.

Факелы в держателях вдоль стен отбрасывали длинные дрожащие тени. Свет скользил по рядам доспехов, выставленных на деревянных манекенах — тяжёлые латы дедов и прадедов, кольчуги с гербами давно угасших родов, шлемы с забралами в форме звериных морд. Вдоль одной стены — стойки с мечами, топорами, алебардами. Вдоль другой — щиты, некоторые расписаны выцветшими гербами, некоторые просто покрыты вмятинами и царапинами — памятью о битвах, чьи имена давно забыты.

В углу, на массивном дубовом столе, лежала Алисия.

Она была неподвижна, руки сложены на груди, глаза закрыты. Доспехи сняты, аккуратно сложены рядом — помятые, в глубоких вмятинах, кое-где разошлись швы. Меч, которым она дралась, лежал тут же — сломанный пополам, лезвие треснуло от рукояти до середины клинка. Оружие не выдержало той силы, с которой она била.

Лео сидел на низкой скамье рядом со столом, обхватив голову руками. Он не плакал — слёз не было, только пустота.