– Час от часу не легче. Ну и как он там оказался? – Жанна первой задала вопрос, который беспокоил всех.

– Я же говорила, что очередная баба, – раздувая ноздри, раздраженно хмыкнула Аня. – Ему ни на грамм верить нельзя. Потаскун.

– Да погоди ты, – махнул рукой Андрей. – Короче, не знаю, как он там оказался, и вопрос, там ли он вообще.

– Не поняла.

Андрей оставил без ответа Анин вопрос, только тяжело вздохнул. После чего продолжил:

– Самое плохое, девчонки, то, что биохимические и биометрические параметры его браслета не совпадают с тем лицом, которое его носит.

– То есть?

– То есть… его браслет на данный момент не на его руке, а на чьей-то совершенно чужой.

– Как такое может быть? – взволнованно спросила Женя.

– По-разному, – неопределенно пожал плечами Андрей и обвел всех отстраненным взглядом. – Может, потерял, а может… – он не стал продолжать, оборвав фразу на полуслове.

– И что нам теперь делать? – беспомощно спросила Алина, обращаясь ко всем.

– Олега надо искать, – решительно сказала Аня.

– Я согласна с Аней, – молниеносно выпалила Жанна, поддерживая свою недавнюю соперницу, а теперь подругу по несчастью. Она даже привстала с кресла. В голосах обеих девушек звучала сталь.

Надо же, какое единодушие. Алина вдруг со всем ужасом начала осознавать, что если сейчас они бросятся на поиски Олега, тратя все силы и время, отведенное им, то тогда, возможно, у них не останется ни того самого времени, ни тех самых сил на то, чтобы спасти Юру.

– А как же наша миссия? – хватаясь как за соломинку, со всей отчаянностью взволнованно, слегка заикаясь при этом, спросила Алина. – Напомню вам – мы же именно для этого сюда и прибыли.

– Без Олега у нас ничего не получится, – безапелляционно заявила Аня.

– Потому что у него был план, – поддакнула ей Жанна.

Девушки упорно гнули свою линию.

– Думаю, что у Олега не было четкого плана, – задумчиво поглаживая усы, неожиданно высказался Андрей. – Поэтому, скорей всего, он и решил пойти один, чтобы все до конца додумать.

– Ну и что нам теперь делать? – спросила Женя.

– Зная Олега, – продолжил Андрей, теребя усы, – он бы сказал, что матч должен состояться в любую погоду.

– Что это значит? – хором спросили девушки.

– А значит это, красавицы мои, что миссию, возложенную на нас, никто не отменял и мы обязаны ее выполнять, – Алина посмотрела на него с благодарностью. – Но и Олега будем искать, – тут же пресек он возмущенное шипение двух особ, готовившихся вот-вот извергнуться на его голову огненной лавой, как в свое время извергнулся вулкан Везувий на головы несчастных жителей Геркуланума и Помпеи, если помните, закончилось это крайне плачевно.

– Что ты предлагаешь? – спросила Аня и вперилась таким взглядом в Андрея, который не сулил совсем ничего хорошего и от которого можно заледенеть на месте, превратившись в замороженную статую или в снегурочку из одноименной сказки.

«Как Олег с ней справлялся, ума не приложу, – подумал, поеживаясь, Андрей. – Я бы застрелился. Честное слово».

Вслух же сказал следующее:

– Предлагаю я, девоньки, вот что…

***

Невольничий рынок имеет много общего с овощным. Во всяком случае, продавцы такие же ханыги, как и на обычном базаре, и ведут себя так же – пытаясь во что бы то ни стало объегорить покупателя, ну и, естественно, «срубить бабла». В первую очередь продавцу нужно втридорога под видом первосортного товара втюхать залежалый и заплесневелый, с душком. А хороший, качественный можно и опосля. Потому что квалитативный продукт всегда уйдет, а второсортный, если вовремя не сбыть, стухнуть может, и тогда его уже ни за какие деньги не продашь, только на выброс в мусорный бак – это прямые убытки. А еще обтяпать все надо красиво, чтобы тот, кто платил денюжку, не чувствовал себя обманутым, ну, во всяком случае, до того времени, пока не придет домой и не развернет обертку, начиная громко и нецензурно выражаться, поминая всех родственников продавца до третьего колена и удивляясь до глубины души, где же были его глаза, когда он рассчитывался за эту покупку.

Покупатели тоже похожи – чинно, с чувством собственного достоинства, поглаживая то и дело одной рукой висящий на поясе и пока еще раздутый, похожий на обожравшегося крота кошелек, выхаживают между торговыми рядами, не спеша и цепко разглядывая товар на прилавке, затем как бы нехотя, словно им совсем и не нужно, прицениваются, интересуясь стоимостью понравившегося продукта. У них главная задача: купить то, что необходимо, и при этом как можно больше сэкономить.

Эти два лагеря – как два разных полюса или как две стихии – лед и пламя, поэтому до того, как они придут к консенсусу и, по мнению обеих сторон, совершится удачная сделка, торгуются нещадно. Иногда, не выдерживая напряжения, переходят на площадную брань, а бывает, дело и до рукоприкладства доходит. Похожи ли мы, невольники, на те овощи, которые толкают в опт и розницу на базаре бойкие продавцы? Не знаю. Потому что до этого момента я всегда был покупателем, а не товаром. Я никогда не заглядывал в «глаза» тем же баклажанам, помидорам, огурцам, болгарским перцам и другим представителям овощного плодового братства, призывно сверкающим блестящими боками, лежа аппетитной горкой на прилавке, и которых я впоследствии – после покупки – собирался абсолютно безжалостно использовать в нужных мне целях – жарить, парить, тушить, ну и так далее…

На невольничьем рынке люди – это товар. К тому времени, как их сюда приволокли, они уже прекрасно это осознают. И насчёт того, что с ними будет делать покупатель, который их приобретет, они особых иллюзий не питают. Попользуется, выжмет все соки, а ошметки выбросит в мусорную корзину. От осознания этого и взгляд у них у всех потерянный, пустой, потому что вся та жизнь, которой они жили до этого момента и к которой привыкли, пусть даже она была и не сахар с ванилью, для них закончилась. Дальше их ждет непосильный труд, издевательства и безвременный уход из жизни, который будет для них, скорей всего, облегчением.

Перед тем как отвезти на рынок, нас троих вначале заклеймили. А это значит, что ты получил билет в один конец – слепить из тебя раба может любой, кто на это имеет право или силу, а вот сделать обратно свободным может только сенат с разрешения императора. Раскаленное на углях добела тавро, сжигая кожу на шее, оставило пожизненный знак – печать раба – рубец в виде английской буквы зет, затем прилично