— Получается, медицина помогает спасать жизни даже за пределами больницы, — доктор Гейнрих удивленно прижал палец к губам. — Не ожидал. Но очень приятно, что наши знания работают и таким образом.

— Именно, — я улыбнулся доктору. — Сегодня в тренировочном бою я использовал обычные кирасы. Они легче тех, что будут нам нужны, но, думаю, уже завтра новые комплекты для первой атакующей роты будут готовы, и солдаты смогут привыкать к их весу.

— Солдаты и матросы, — напомнил Ильинский.

Я кивнул, а потом махнул рукой — пора было продолжать. Сегодня весь день я буду на полигоне тренировать и дорабатывать тактики ближнего боя, завтра — мастерская, послезавтра — опять сюда… И так по кругу, пока союзники не закончат высадку в Балаклаве и не начнут подтягивать свои позиции ближе к городу. Тогда начнется уже настоящая осада.

Глава 19

Я лечу.

Новостей от Волохова по нашему совместному производству пока нет, тренировки пехоты и учения артиллерии по стрельбе с закрытых позиций идут без моего участия. С медициной тоже удалось найти человека, которого заинтересовали мои идеи. И ведь как просто вышло! Утренний насморк помог получить бактерии, а смесь плесени с яблок и хлеба дала с ними реакцию. В общем, я прямо вечером отнес посветлевшую слизь Гейнриху для исследований, и тот сразу понял, что может дать подобное открытие.

Пришлось, правда, потребовать от доктора, чтобы тот главным образом думал не о науке, а о том, как можно выделить побольше этого вещества в свете увеличения числа раненых уже в самое скорое время. Но, кажется, он понял. По крайней мере, когда мы встретились во время тренировочных штурмов, Гейнрих похвастался, что поместил уже больше тридцати образцов моей плесени в разные среды и ждет результатов.

А я лечу!

Сегодня мы доработали парашют, который ставили на осветительные ракеты, до того, чтобы его мог использовать человек. Увеличили размах крыльев шаро-дельтаплана, и я разрешил первый полет без страховочного троса. Разрешил и первым же полез под уже третью модификацию «Карпа». Потому что никто из местных, даже Степан с его десятком полетов, еще не осознавал всей опасности того, что при этом происходит. А я точно не буду рисковать просто так. Проверю управляемость, зафиксирую сам факт взлета и посадки — и хватит.

Первое прошло без особых проблем. Шаро-дельтаплан заполнили теплым воздухом, и я медленно оторвался от земли. Потом с помощью еще закрепленного каната дежурный конь чуть разогнал меня вдоль берега, и я дернул за какой-то хитрый морской узел, отпуская себя в свободный полет. Дело осталось за малым… Проверить возможности вертикального и горизонтального маневра с учетом легкого ветра, а потом посадка в намеченной точке. Желательно до того, как меня снесет куда-нибудь не туда.

Вот только… Я лечу!

Сердце заходилось от восторга, в ушах свистело. Стекла в специальных очках немного искажали картинку, но как же это было красиво. Весь мир словно на ладони. Город, море, холмы — я случайно поймал восходящий поток и поднялся чуть выше. Стало холоднее, но… Теперь я видел еще дальше. Дома с разноцветной черепицей, люди словно трудолюбивые муравьи. На какой я высоте? Метров двести? Если взлететь еще выше, то точно увижу и наших врагов. Их укрепления, передвижения отрядов…

Я несколько раз выдохнул, беря себя в руки. Увижу, и что? Сейчас я не смогу ничего сделать, а чтобы смог, именно для этого и летаю.

Окончательно успокоившись, я вытянул руку с красным флажком и просигналил для наблюдателей с земли свой будущий маневр. Теперь можно потянуть один из управляющих канатов, на который закреплены плоскости правого крыла. Один оборот и закрепить на специальной рукояти! Элерон опустился на пару сантиметров, сопротивление воздуха с этой стороны стало больше, и «Карп» начал поворачивать. Не потому что так случайно получилось, а потому что я так захотел!

Возможно, можно было бы уже обойтись без шара. И даже без элеронов — в мастерской уже лежали чертежи самого обычного дельтаплана: одно крыло, для управления которым нужны лишь крепкие руки и ясная голова… Вот только, если я хочу думать о будущем, не просто подняться в небо, а покорить его — тогда нужно нарабатывать для этого технологии. И рабочее крыло — одна из них.

Я попробовал поворот влево — тоже все хорошо. Потом пришел черед вертикальных маневров. Два элерона вверх, и «Карп» опускается, вниз — и нос аппарата начинает задираться к солнцу. Все очень неспешно, наверно, в этот момент меня мог обогнать идущий по земле человек, но… Я летел!

— Аха-ха-ха-ха! — из груди вырвался смех. Как же я теперь понимаю Степана, который постоянно улыбается, оказавшись в воздухе.

«Карпа» тряхнуло резким порывом ветра, меня разом снесло на десяток метров в сторону моря. Я мгновенно успокоился и покрылся потом. Только сейчас пришло осознание, что подобный полет очень сильно выматывает. Я в воздухе всего пять минут, а тело ноет, словно после дневного перехода. Вцепившись руками в переднюю скобу, я старался компенсировать удары ветра. Заодно сбросил рули, выравнивая полет, и, кажется, тряска закончилась.

Спускаться?

Вместо этого я снова вытащил флаг и показал, что буду пробовать более резкие маневры на два оборота управляющих канатов. И вот «Карп» повернул вправо, потом влево, потом меня снова потрясло. Желудок попробовал устроить бунт, но я взял его в руки, поднялся немного повыше, и только потом, задрав элероны вверх, пошел на посадку.

Все страхи разом исчезли. Вернулась радость полета и сосредоточенность от осознания, что меня ждет один из сложнейших маневров. Несмотря на то, что к земле меня направляло буквально несколько сантиметров задранной плоскости крыла, скорость росла очень быстро. Я замедлил спуск и сделал несколько кругов вокруг мастерских, чтобы сбросить скорость. Потом перешел на восьмерки — они сработали еще лучше. Снова снижение, потом резкий поворот элеронов, чтобы замедлиться еще больше — не вышло.

Кажется, было ошибкой приземляться по ветру — точно не с текущими возможностями