— Добрый вечер! Позвольте представиться — ваш новый сосед Ковалев Андрей Иванович, — произнес я, снимая шинель.

Курящий, повернувшись ко мне, сморщился как от зубной боли. «Понятно! Местный заводила увидел неотвратимый конец своему лидерству,» — оценил я его недовольную гримасу. Остальные трое, напротив, судя по их восхищенным заинтересованным лицам были положительно впечатлены моей военной формой и орденом. Подойдя к столу, я положил на стол кулёк с печеньем.

— Можно здесь чаёк сообразить? Выпьем за знакомство!

— Я сейчас! — паренек, лежавший на кровати, резво подскочил, схватил чайник с полки и исчез в дверях.

— А чё, покрепче чаю ничего нет? — презрительно бросил курильщик.

«Эту зловредность надо на корню давить!» — решил я и, подойдя к пацану вплотную, глянул на него сверху вниз — тот был ниже меня почти на голову.

— Тебя как звать? — спросил я паренька, постаравшись добавить в голос как можно больше проникновенности.

— Иван Прохоров, — испуганно ответил пацан, потихоньку отодвигаясь от меня.

— Так вот Ваня… — я сделал паузу, взял из его руки окурок и демонстративно выбросил в окно, — Употребление алкоголя, равно как и курение запрещено правилами проживания в общежитии, а тебе ещё и по возрасту не положено, усёк? — закончил я, не сводя с него глаз.

Прохоров, насупившись, согласно кивнул, после чего я повернулся к столу и спросил уже нормальным тоном:

— Ну, а Вас как звать, бойцы?

— Владимир Григорьев, Сергей Плотников, — послышались бойкие ответы.

В ходе дальнейшей беседы я выяснил, что все они учатся на третьем курсе по специальности «Автомобили и автомобильное хозяйство». А вскоре появился и четвертый сосед — Игорь Смирнов — который принёс чайник с кипятком. Как оказалось, у пацанов даже заварки не было, но, благодаря моей предусмотрительности, чаёк с печеньками под задушевный разговор попить у нас получилось. Разумеется, в ходе беседы всплыл вопрос об ордене, на что мне пришлось ответить по инструкции:

— Я служил в войсках НКВД, и так получилось, что всё, связанное с моей службой засекречено, то есть является военной тайной. Так что, парни, ни слова больше, вы мне лучше вот о чем расскажите… — и разговор вновь сместился на обсуждение порядков в техникуме и общежитии.

На следующее утро я, в составе колонны студентов, уныло бредущей по заснеженным тротуарам, без десяти восемь прибыл в техникум. Запаса времени мне хватило, чтобы сдать шинель с буденовкой в гардероб, и пользуясь подсказками, полученными вчера от соседей по комнате, найти аудиторию, в которой было первое занятие моей группы. Вошёл я уже перед самым звонком и, встретив удивлённые взгляды студентов, поспешил представиться:

— Здравствуйте! Меня зовут Ковалев Андрей Иванович, и я не преподаватель, как, наверное, кое-кто успел подумать, а ваш новый одногруппник.

Затем, осмотревшись, я приметил свободное место на первой парте и, под заинтересованными взглядами студентов, занял стул рядом с худощавым пареньком лет пятнадцати. Впрочем, большинство студентов имели аналогичный возраст и лишь семеро студентов из тридцати, занимавшие места на «камчатке», явно имели возраст более двадцати лет.

Вскоре появилась преподаватель литературы — Елена Викторовна, начинающая полнеть неухоженная женщина лет сорока, которая, проверив по журналу наличие студентов (моя фамилия уже была вписана последней строкой), начала сразу с места в карьер:

— Товарищ Ковалев, в порядке знакомства, скажите, нам пожалуйста, что вы думаете об отражении классового антагонизма в пьесе Горького «На дне»?

Во тётка даёт! Прямо с порога — и к ногтю! Но, хорошо ещё, что я это пьесу в школе проходил и при подготовке к ЕГЭ повторял, так что поехали:

— Эта пьеса была написана Горьким в одна тысяча девятьсот втором году, когда большая часть населения Российской Империи, да и сам Алексей Максимович не видели ясных перспектив ликвидации царского строя. Однако, уже тогда, будучи настоящим идейным революционером и марксистом, Горький со всем присущим ему мастерством… — и в том же духе ещё минут пять, хотя мог и все двадцать, но Елена Викторовна, видимо, сообразив, что я могу так разглагольствовать до конца урока, остановила меня.

— Прекрасно Андрей Иванович! У Вас какое образование?

— Закончил семилетку в Вологде, но я много читаю.

— Вот как? И какое же у Вас любимое произведение?

— Ну так сразу и не скажешь, — я задумался (не ляпнуть бы ничего лишнего), — вообще, «Хождение по мукам» Алексея Толстого нравится, его же «Петр Первый», ну и Конан Дойл ничего так, интересно читается.

Елена Викторовна как-то странно посмотрела на меня («Я что-то не то сказал?») и разрешила садиться. Далее урок прошёл уже без моего участия — преподаватель обсуждала с учениками каждого героя пьесы персонально, с классовых позиций. Местами было довольно смешно и мне приходилось прилагать силы чтобы не расхохотаться. Ничего, скоро привыкну.

По окончании занятия я подошёл к Елене Викторовне и спросил, нужно ли мне что-то сдавать дополнительно, чтобы не было отставания.

— Нет, ничего не нужно, литература у Вас предмет непрофильный, так что достаточно будет если будете хорошо готовиться к каждому занятию.

Поблагодарив и попрощавшись с преподавателем, я вышел из кабинета в коридор, где меня поджидал одногруппник.

— Павел Дроздов! — представившись, мне протянул руку светловолосый парень лет двадцати крепкого телосложения.

— Андрей Ковалёв, — ответил я, пожав крепкую мозолистую ладонь.

— Я комсорг группы, — сразу перешёл к делу собеседник, — Поэтому…

— Я не комсомолец, — расставил я точки над и, не дожидаясь вопроса, — Потому что верующий.

— Но, — Павел выглядел искренне изумлённым, — Это же мракобесие!

— Вот потому я и не комсомолец, — показывая, что говорить больше не о чем, я развел руками, и, развернувшись, направился на следующее занятие.

За день, кроме вышеупомянутой литературы, у меня были ещё уроки математики, истории, черчения и «устройство автомобиля». Наибольшие проблемы были с черчением. В ТОМ времени этот предмет закономерно исчез из всех образовательных программ на рубеже двадцатого и двадцать первого веков, вытесненный всеобщим переходом к компьютерной графике. Здесь же чертёжные навыки были необходимы техникам и инженерам абсолютно всех специальностей. А ведь, как оказалось, даже начертить простейший болт в трёх проекциях — это невероятно тяжёлый труд, во всяком случае для меня. С остальными предметами все было намного проще — устройство автомобилей