за ним поспевал ещё кто-то третий, остальные остались в лаборатории, разбираясь с профессорскими ассистентами и ругаясь внезапно ослабевшими голосами. И я всё это слышал разом! 
Химический псих резво летел впереди совершенно безумными прыжками. И, что неприятно, хотел я меж лопаток ему ледыхой засветить — не вышло! Похоже, весь тоннель сплошь антимагией изолирован. Я уж думал, уйдёт, гад! Кнопфель юркнул за угол, мы за ним — а коридор внезапно закончился уходящей вверх простейшей лестницей с палками-перекладинами. Химик прыгнул по ней, как кошка, хотел прихлопнуть откинутую наверху крышку — едва по кумполу мне не зарядил, крысёныш юркий!
 Но я уже лез наружу.
 А тут антимагической блокировки нету!
 Точно! — радостно рявкнул Зверь — и я от души засадил учёному прыгуну в лоб ледяным кругляшом. Не убить, а так. Прыть поуменьшить.
 Следом за мной на белый свет вылез Серго, за ним — страшно похудевший Хаген, словно его месяц в каких-нибудь застенках голодом морили.
 — Ядрёна колупайка! — натурально, страшно же смотреть. — Ну-ка… — я зашарил по карманам, нашёл ещё лечилку: — На-ка пей!
 — Я уже принял.
 — Лишней не будет. В зеркало вон глянь на себя.
 Хаген подошёл к шкафу с озеркаленной дверцей. Оглядел себя, высказался стоически:
 — Действительно. Стоит выпить. А ещё есть? Иван и Пётр в ещё более худшем состоянии.
 — Есть! — заверил я, и тогда только он принял лечилку.
 Хрена се! В ещё более худшем! Тут и так краше в гроб кладут.
 — Нам сравнительно повезло, — сурово отчитался Хаген, — мы остались на самом краю этой гадости. Но мелкая влажная взвесь осела и на нас. Как видите, достаточно небольшого количества, чтобы…
 — Да уж, вижу! — проворчал я, сдёргивая с окна штору и полосуя её на лоскуты. — Вязать сможешь?
 — Яволь!
 — Действуй. Будет рыпаться — вон, пресс-папье его приложи.
 — Я справлюсь.
 А мы с Серго кинулись назад в лабораторию.
 — Нет, ты глянь! — слабым голосом возмутился Сокол, завидев наши физиономии. — Хоть бы хны им! Румяные, словно молодильных яблок нажрались!
 В двух шагах от него лежали оба лаборанта, обездвиженные, но живые. Тоже исхудавшие до шкелетного состояния. Стонали слабыми голосами. Чем он их, интересно, шарахнул?
 — Ты, братишка, с яблоками Гесперид путаешь, — сказал Серго, помогая великому князю усесться поудобнее, опершись о какую-то лабораторную тумбу. — Если б мы молодильных наелись, лежали бы сейчас где-нибудь в коридорчике в виде двух младенцев.
 Петя уже сидел, помаячил мне:
 — В правом кармане достань флакончики. Слабость какая, ужас, аж руки не поднимаются…
 Я вытянул целую батарею лечилок. Петя смотрел с сомнением:
 — Как думаешь, если по третьей примем — ничего?
 Я потёр подбородок, припоминая маманины наставления:
 — Если контуры предметов не начали дрожать и картинка в целом не выглядит чрезмерно глянцевой, то можно ещё.
 — Тогда давай! — с облегчением вздохнул Петя. — Хотелось бы иметь способность передвигаться самостоятельно.
 Я открыл пузырёк и помог Петру выпить, не пролив. Потом споил один стонущему Фридриху.
 — Повезло тебе, что много лишней массы было, — усмехнулся я, придерживая у его рта лечилку. Иначе скопытился бы тут.
 — Что есть «скопытился»? — пытливо уточнил принц. — Умирайт?
 — Именно. Помер бы, внезапно исхудамши. А всё почему?
 — Я уже осознайт, — обескураженно вздохнул Фридрих. — Нельзя раньше время кричайт. О майн Готт!!!
 Позади нас с грохотом заваливалась мебель. Я мигом развернулся, подавляя в себе привычку накинуть шкуру. И понял, что не зря. И что теперь не во всякой стрессовой ситуации смогу своим медвежьим свойством воспользоваться.
 — Ты только меня не растопчи, — откуда-то из-под стола сказал Сокол и начал с кряхтением подниматься, цепляясь за стул.
 А над ним, буквально упираясь спиной в потолок, стоял Серго в своём волчьем обличье. Ох и страшен он сейчас был. Монструозен, можно сказать. Не считая того, что в росте против прежнего прибавил едва ли не вдвое. И растерянно хлопал на нас глазами.
 Я подошёл, сунул Соколу откупоренную лечилку:
 — Прими, твоё высочество. Чтоб идти хоть мог.
 — Благодарствую, — Иван принял бутылочку трясущимися руками.
 — Помочь?
 — Сам!
 — Ну сам так сам… — я ещё раз оценил стати Серго, запрокинув голову. — Я, пожалуй, повременю пока оборачиваться.
 — Очень верное решение, — одобрил Сокол.
 — А если где-нибудь в узком коридоре? — потрясённо пробормотал наш Волчок.
 — Разом станешь очень большим, но очень длинным и худым волком, — обрадовал я его перспективой, — на манер гигантской анаконды. Только квадратной в сечении. Или прямоугольной. Тут как с коридором повезёт.
 — Бр-р-р-р! — передёрнулся Серго и вернулся в человеческую форму. — А обратно это… того… нельзя?
 — Хрен его знает, — честно ответил я. — Сейчас профессора растрясём, станет яснее. Пошли, братцы.
   25. ВВИДУ ОТКРЫВШИХСЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ
  ПОБЕСЕДУЕМ ДУШЕВНО
 У Хагена всё было в полнейшем порядке. Пришедший в себя профессор сердито сверкал глазами. Точнее, одним яростно сверкал, а вторым, подбитым и заплывшим до состояния фиолетовой щёлочки, слегка поблёскивал. Хаген сидел напротив, поглаживая пресс-папье с совершенно невозмутимым видом.
 — Молодцом! — похвалил я, выглянув из люка. — Сдери-ка вон ту штору тоже. Примитивный подъёмный механизм организуем, а то Петя с Иваном дошли, а смогут ли по такой лестнице взобраться — вопрос. Не хотелось бы их зазря с высоты валять, ставя натурные эксперименты.
 — Мы тут, между прочим, всё слышим! — сердитым слабым голосом крикнул снизу Сокол.
 — И что? Ты имеешь какие-то принципиальные возражения? Или у тебя сегодня настроение падать с лесенки вниз и головой об камушки биться?
 На это великий князюшко не нашёл, что возразить, и только возмущённо фыркнул. Так что мы с Хагеном разодрали вторую штору на широкие крепкие полосы, связали их в длинную верёвку, на краю смастерили петлю и спустили получившуюся конструкцию вниз.
 — Атлычно! — оценил Серго и усовестил бурчащего Ивана: — Не ерэпенься давай. Убьёшься ты — влэтит всэм нам.
 В общем, Серго внизу надевал на пострадавших страховочный пояс, я поднимал — так и перетаскали всех по очереди. Учитывая случившееся со всеми чрезвычайное похудание, это было несложно даже в случае с лаборантами-бугаями.
 Потом мы растащили связанных профессорских помощничков по разным комнатам, чтобы попозже допросить независимо друг от друга, уселись напротив Кнопфеля внушительным полукругом, и начали спектакль.
 —