Совсем вплотную не подъезжали. И вообще здесь сейчас нет никого, чтобы внимание тварей скверны не привлекать лишний раз. Для этого же с этой дороги всех солдат и техников Ковенанта убрали, а активности по типу тестово заезжающих в туман машин и естествоиспытателей происходят сейчас в других местах. Впрочем, по информации от Атаманова пока ни одной встречи с тварями сумрака не было, а сбитый конвертоплан — первый контакт, это нам так неожиданно «повезло».

Выпрыгнули из вагона, перешли на идущую параллельно с узкоколейкой пешеходную дорожку. Виды отсюда открываются прекрасные, конечно. Слева цепь заснеженных горных вершин, ниже зеленая горная долина. И там снизу очень хорошо видна граница купола, за которой все сразу теряется в густой сумрачной мгле.

Быстрым шагом дошли до изгиба дороги, увидели и границу совсем рядом. Тормозить я не стал, все уже обсудили несколько раз. Первыми сейчас идут Гера с Ушаном, потом я с Василисой. Рядом, провожая нас до самой границы, Алиса с Атамановым и четверка инструкторов. Замыкающим грузно топает жизнерадостный избранник Апполона, оглядывающийся вокруг с чистой улыбкой весеннего ландыша.

— Барби, смотри сюда, — обернулся я на ходу к нему, поднимая раскрытую ладонь. — Если показываю вот так, значит останавливаемся. Вот так присесть, вот так лечь, вот так смотреть-наблюдать в определенную сторону, вот так отходим. В сумраке хорошая слышимость, громкие звуки привлекают тварей, так что говорить голосом только в исключительных случаях. Понял?

— Понял.

Третий раз уже ему это повторяю, а он каждый раз говорит, что понял. Как-то кажется, что мимо ушей пропускает, даже никаких вопросов не задает.

— Максим, а как жест «бежать», если вдруг что?

Хотя нет, задает.

— Если вдруг что, ты сразу поймешь. Все, режим тишины, заходим.

— Подождите, — попросила Алиса, загораживая мне дорогу. — Удачи, — обняла она меня, звучно поцеловав в губы. Потом, напутствием, обняла и остальных, правда им объятия достались без поцелуев.

Оставив Алису, по туристической пешеходной дорожке мы вместе с Ушаном, идя первой парой, уже приблизились к неявной границе дымчатого тумана. Я достал автомат из-за спины, сжал крепко-крепко. Шаг, еще шаг. Страшно, но никакие щупальца в нашу сторону не выстрелили, да и ничего особо не случилось, когда границу пересекли.

Обычный туман, не очень плотный. Похоже на то, что было во время погружения в самолете, но здесь как-то все еще более мутно. Цвета заметно поблекли, словно фильм без яркости смотришь. В котором, надо же, выделяемся только мы — живые тела, яркие пятна. Как раз Василиса с Герой границу пересекли, ярких пятен стало больше в окружающей серости. Все остальное словно чуть размытое, как будто «мыло» в старых компьютерных играх без поддержки нейросетевого интеллекта.

Прошли вперед несколько метров, после чего я жестом остановил команду. Осмотрел остальных — вроде все на вид собранные, готовы к свершениям. Вот только есть проблема — под взглядами группы я перехватил автомат, поднял его на вытянутой руке как пистолет.

Тяжело. Ощутимо тяжело. Речи о том, чтобы стрелять с одной руки как было обещано, совсем не идет. Нет никакой дополнительной силы, вообще не ощущаю ничего из того, что было во время первого погружения.

— Отправляем, [ш-ш-ш], детей на смерть, — вдруг услышал я Атаманова. — [Ш-ш-ш] они [ш-ш-ш] не вернутся… А если и вернутся, то не все. Просто [ш-ш-ш-ш] какой-то, [ш-ш-ш] эту [ш-ш-ш] американскую спасать, [ш-ш-ш]! — добавил босс с тяжким вздохом, обращаясь к одному из инструкторов.

Улучшения физических возможностей я так и не чувствовал, но в сумраке царит тишина словно безветренной ночью у реки, когда звуки разносятся далеко по водной глади. Да, судя по взглядам остальной команды, услышал сказанное не только я.

Только сейчас я вдруг понял, что у меня заглушка цензуры работает. В самолете, в первый раз в сумраке, не работала. Сняв шлем, подошел почти вплотную к Василисе.

— Скажи что-нибудь нецензурно, как ты умеешь, — попросил тихим шепотом.

Вот что мне в ней нравится — когда нужно действовать, вообще не спрашивает зачем. Загнула коротко и тихо, но так, что у меня едва уши в трубочку свернулись. Впрочем, даже без этого почувствовал, как автомат в руке гораздо легче стал, вот теперь с одной руки стрелять точно могу.

Командирский шлем пусть и дороже самолета, но каким-то образом покрывая голову блокирует связь с сумраком, поэтому придется без него. Перехватив похожую на коринфский шлем каску, я размахнулся и швырнул её Атаманову через границу. Не буду возвращаться, примета плохая.

Босс шлем поймал, потом поймал и второй — Василисы, остальные прилетели в руки подошедших ближе к границе инструкторов. Ушан с Герой кинули сами, с головы Барби шлем я снимал. Он никак не прокомментировал, озадаченный, но судя по взгляду сразу ощутил изменение состояния.

Все, погнали наши городских — без шлема я отчетливо чувствую, как сумрак наделяет меня той самой силой, которая позволяла с одного удара буквально уничтожать обратившихся людей в самолете.

Правильнее было бы, конечно, оставить каску хотя бы на ком-то, чтобы вести отчетную видеозапись. Но не всегда правильное решение — верное, мы не исследовательская группа, нам главное выжить. Так что пусть другие потом документальные фильмы снимают, нам просто до отеля дойти и внучку диктатора найти. Жестом я показал начать движение, и прежним порядком мы пошагали дальше в сумрак.

Глава 13

На удивление, случайно услышанная фраза Атаманова не прибила, даже наоборот — наполнила какой-то веселой злостью и куражом. Появилось желание доказать, что босс ерунду сказал, захотелось выполнить задачу только для того, чтобы увидеть его обескураженное лицо.

И вижу, что не только у меня такое ощущение, но и у остальных. Шагают все бодро, даже Ушан перестал сопеть, очень легко идет. До Мюррена нам по пешеходной тропе вдоль узкоколейки отсюда всего пара сотен метров — видимость не очень, в ясный день дома бы уже видели.

Сверху-справа над нами стена елового леса, поднимающегося выше по склону, слева вдали горные пики, едва видимые сквозь разряженную на высоте туманную дымку. Внизу вообще ничего не видно — без тумана с этого места должна бы виднеться зеленая долина, а сейчас прямо под нами непроглядная широкая