— Пробоины в секциях с пятой по девятую! — кричал Зиминой старший помощник, пытаясь перекричать вой сирен и грохот взрывов. — Пожар в орудийной башне номер три! Реактор номер два показывает критические параметры! Температура растет!

— Держать позицию! — Зимина выпрямилась, стирая кровь из рассеченной осколком брови. — Все орудия левого борта — концентрировать огонь по «Пересвету»! Максимальная скорострельность!

Мостик вокруг неё превращался в кошмар. Один из младших офицеров лежал на полу, зажимая руками рану в животе, его стоны едва слышались за грохотом. Штурман повис в кресле без движения — кусок обшивки размером с ладонь торчал из его груди, кровь медленно стекала на пульт управления. Старпом пытался остановить кровотечение у раненого связиста, одновременно выкрикивая приказы в микрофон.

Тактический экран перед Зиминой мельтешил, выдавая сообщение за сообщением от командиров её кораблей. Она читала их сквозь пелену дыма, заполнявшего мостик, и каждое было как удар под дых:

«Линкор „Баян 2“ — повреждения по всему кораблю. Главный реактор нестабилен. Половина экипажа погибла или ранена. Продолжаем вести огонь из пяти уцелевших башен.»

«Тяжелый крейсер „Триумф“ — корпус пробит в семи местах. Потеря хода. Системы жизнеобеспечения отказывают. Готовимся направить корабль на таран ближайшей цели. Было честью служить под вашим командованием.»

«Легкий крейсер „Святая Екатерина“ — разгерметизация всех отсеков правого борта. Пожары не поддаются контролю. Эвакуация невозможна. Будем сражаться до конца. Прощайте, госпожа контр-адмирал…»

Зимина закрыла глаза на мгновение. Каждое сообщение — это сотни жизней, которые она привела сюда. Люди, которых она знала годами, чьи семьи ждали их возвращения. И все они погибали здесь, в этой космической мясорубке, потому что она приняла решение не отступать, остаться и принять бой.

— Госпожа контр-адмирал! — молодой офицер связи повернулся к ней, и в его глазах читался невысказанный вопрос. — Некоторые корабли запрашивают… Они спрашивают о возможности… Может быть, сигнал капитуляции?

— Нет, — голос Зиминой прозвучал твердо, несмотря на хаос вокруг. — Семнадцатая дивизия не сдается. Передайте всем кораблям — продолжаем сражение. Никакой капитуляции. Мы дали присягу и останемся ей верны…

В этот момент «Елизавету Первую» тряхнуло с такой силой, что Зимина едва удержалась в кресле. Второй корабль противника — тяжелый крейсер «Адмирал Сенявин» — протаранил их с левого борта. Теперь флагман был зажат между двумя вражескими кораблями, как между молотом и наковальней. Орудийные башни продолжали вести огонь, но их число неуклонно сокращалось — одна за другой замолкали установки, уничтоженные ответным огнем или выведенные из строя повреждениями систем наведения.

Через иллюминаторы мостика — бронестекло выдержало близкие взрывы — Зимина видела апокалиптическую картину постепенной гибели своей дивизии. Тяжелый крейсер «Флигель-де-Фам», охваченный пламенем от носа до кормы, на последнем издыхании таранил легкий крейсер противника. Оба корабля слились в огненном шаре взрыва — детонация боекомплекта уничтожила их одновременно, разметав обломки на километры вокруг. Линкор «Рафаил», с оторванной кормовой частью, все еще вел огонь из носовых орудий, медленно вращаясь вокруг своей оси, извергая струи газов из разорванных отсеков.

— Связь с машинным отделением потеряна! — старпом докладывал, прижимая к уху наушник. — Главный реактор выходит из-под контроля! Температура активной зоны приближается к критической!

Зимина кивнула. Она знала, что это означает — у них оставались минуты, может быть, меньше. «Елизавета Первая» доживала последние мгновения, как и вся 17-я «линейная» дивизия. Но они выполнили свою задачу — связали боем основные силы Усташи, дали время Александру Ивановичу на то…

Сражение достигло своего апогея. В пространстве сошлись в смертельной схватке почти восемьдесят кораблей. Они кружились друг вокруг друга, сталкивались, расходились, чтобы столкнуться вновь. Плазменные заряды и ракеты летели во всех направлениях, создавая смертоносную паутину огня. Корабли гибли каждую минуту — кто-то взрывался от детонации реакторов, кто-то разламывался от таранных ударов, кто-то просто разваливался на части от множественных попаданий.

Именно в этот момент сражения, когда хаос достиг предела, когда уже невозможно было отличить своих от чужих в этой круговерти смерти и разрушения, на тактических дисплеях всех уцелевших кораблей произошло нечто неожиданное…

…На мостике «Силистрии» первым изменения заметил молодой оператор систем наблюдения. Его крик прорезал грохот близких взрывов:

— Господин вице-адмирал! Массовое появление целей в секторе альфа-семь! Серая зона показывает активность!

Усташи, придерживаясь за поручни — «Силистрия» содрогалась от попаданий уцелевших орудий «Риги» — повернул голову на тактическую карту. То, что он увидел, заставило его кровь превратиться в ледяную воду.

Серая зона на краю сектора боя, которую он все это время игнорировал, считая остаточным следом от скрытного перемещения дивизии Зиминой, вдруг ожила десятками ярких точек. Корабли — множество кораблей — появлялись словно из ниоткуда, сбрасывая электронную маскировку РЭБ-глушилок.

— Идентификация! — голос Усташи сорвался на фальцет. — Немедленная идентификация целей!

— Это… — оператор сверился с данными, и его лицо побелело. — Твою же мать! Это 5-ая «ударная» дивизия вице-адмирала Хромцовой! Господин вице-адмирал, это Агриппина Ивановна Хромцова! Тридцать два корабля! Линкор «Паллада» идентифицирован как флагман!

Усташи смотрел на дисплей, где тридцать свежих вымпелов выстраивались в идеальный атакующий клин, и его единственный глаз расширился от осознания чудовищности ловушки, в которую он только что угодил. Все это время, пока он разбирался дивизией Зиминой, пока атаковал её у Константинова Вала, пока добивал в ближнем бою — все это время корабли Хромцовой, оказывается, спокойно прятались в «тумане войны». Мощнейшие генераторы помех создавали зону электронной тени, невидимую для радаров, и он не обратил на неё внимания, посчитав техническим артефактом от движение кораблей 17-ой «линейной»…

И тут до него дошло с ужасающей, парализующей ясностью. Тот эмоциональный разговор между Васильковым и Зиминой в открытом эфире несколькими минутами ранее… Мольбы Александра Ивановича отступить к фортам, категорический отказ Настасьи Николаевны, её решение остаться и сражаться… Это был гребаный спектакль! Блестяще разыгранный спектакль для одного-единственного зрителя — для него, Валида Усташи!

Зимина специально осталась на открытом пространстве. Специально отказалась отступать. Её корабли стали наживкой — кровавой, жертвенной приманкой, которая заставила его бросить все силы в атаку. И теперь его эскадра была рассеяна, перемешана с остатками балтийцев, связана ближним боем — в худшем из возможных положений для встречи свежего противника.

— Дистанция до кораблей Хромцовой? — Усташи говорил механически, уже зная, что ответ не оставит надежды.

— Меньше миллиона километров и сокращается быстро! При их текущей скорости — десять минут до огневого контакта!

Десять минут. Если бы он атаковал Зимину у Константинова Вала, как планировал изначально, у него было бы время — двадцать, может быть, тридцать минут — чтобы перегруппироваться, выстроить оборону,