схватившись за простреленное колено, а другого взмахом сабли обезглавила Ильдико: опьяненная кровью и удачей девушка заливисто смеялась. Мимо пробежал лютоволк с тлеющей шерстью на спине и хвосте, скуля от боли и ужаса.
Леоцефал фыркнул, начиная уставать. Я сбавил ход и присмотрелся к охваченному огнем вражескому бивуаку. Очередной огненный шар заставил вспыхнуть ствол дерева на окраине лагеря. Больше половины палаток, которые я мог видеть отсюда, уже запылали; на моих глазах занялся и большой шатёр в середине. Орки уже не метались среди деревьев в панике, а сбивались в группы и старались уходить из леса вместе: на север, на восток, к дороге, и к нам.
Тут я увидел, как из большого шатра, не спеша, вышел здоровенный орк. Отблески пламени сверкали на стальной кольчуге с вплетением небольших пластин; на голове зеленокожего красовался внушительный шлем с рогами и закоптившейся красной тряпкой.
Наши взгляды встретились, и орк злобно фыркнул. Я приподнялся в седле и отсалютовал ему мечом, после чего отвернулся, ища глазами соратниц.
— Всё! — крикнул я им. — Уходим, пока они не очухались. Забираем девчонок, и домой!
Проследив, что Риз, Томасина и степнячки разворачивают лошадей к холму, я пришпорил и своего коня.
…Чародейка и правда лежала без чувств: Фелиция заботливо положила ей под голову свернутый плащ. Кошкодевушка помогла поднять обессилевшую Лайну и усадить на Леоцефала передо мной; было это не очень трудно, худенькая волшебница казалась почти невесомой. Сама разведчица, запрыгнув на коня, взяла под уздцы лошадь магички; такое я видел нечасто и еще больше зауважал фелидку.
Мы поехали назад, к острожку. Позади разгорался лесной пожар и приходили в себя получившие по носу орки. Пока я прикидывал, скольких мы порубили — двадцать? тридцать? — и сколько зеленокожих сгорело и задохнулось в лагере, мой разум посетила неожиданная надежда: может быть, они развернутся и уйдут от греха подальше? Припасов у орков явно почти не осталось, точной численности гарнизона они не знают, у них пара дюжин убитых, и, наверняка, порядком раненых — по всем правилам военной науки они должны были отказаться от атаки. Я бы отказался, во всяком случае, если бы сам решал. Вот был бы приказ… Но орочьему вождю же никто не приказывает. Кроме собственной чести, разве что…
Пока я размышлял, ко мне подъехала Йолана. Девушка тяжело дышала, на раскрасневшемся, вымазанном копотью лице читалось незамутненное счастье. Пришло в голову, что я сам со стороны выгляжу примерно так же.
— Господин теньент! — окликнула всадница. — Можно, я вас поцелую?
— Только в щёчку. — ответил я, снимая шлем вместе с подкладкой. Волосы засалились от пота, а вымокший насквозь стеганый пурпуэн, прижатый сверху еще и латами, давил и душил жаром, как раскаленные тиски. Я понял, что отчаянно хочу освободиться от доспеха, вымыться в теплой бадье и уснуть.
Горячие губы степнячки коснулись подставленной щеки, и я взбодрился; в противовес бренной плоти на душу пришла легкость, захотелось громко болтать и смеяться.
— Скажите, дамы, — обратился я к степнячкам. — А что это за клич был? Раньше не слышал никогда.
— Это… Как бы объяснить, господин теньент? — Йолана отчаянно зажестикулировала. — Как бы, понимаете, призыв к немедленному действию! Гойда!
— Мне нравится. — сказал я с улыбкой. — Надо запомнить.
С другой стороны ко мне подъехала Риз.
— Должна признать, теньент, вы умеете развлечь даму! — со смехом сказала она. — Было даже веселее, чем когда мы тряхнули тех купчишек по дороге на Форн…
— Вы что сделали?.. — переспросил я.
— Да неважно. — улыбнулась виконтесса. — Я говорю, давно не ходила в бой с таким лихим командиром.
— Так это ж разве бой? — ответил я. — Говорю же, Риз, это просто chevauche au clair de lune [2], прогулка под луной.
— Романтик. — усмехнулась рыцарша.
Взгляды часовых на стенах и башнях острожка притягивало зарево лесного пожара на севере. Я мог их понять: издалека можно было подумать, что солнце решило встать на четыре часа раньше и не с той стороны.
— Господин теньент! — окликнула меня Герта, когда мы проезжали ворота. — Думаю, орков завтра можно не ждать?
— Конечно, ждать! — ответил я.
— Ну да. — тут же нашлась рыжая солдатка. — Где это видано, чтобы дворяне за простолюдинов всю работу сделали…
Ристина посмотрела на Герту, потом на меня, и резко расхохоталась: нервно, но заразительно. Я улыбнулся.
— Риз, ты так девчат разбудишь.
— А и пусть. — ответила виконтесса, кое-как успокоившись. — Им все равно заступать скоро.
— Вообще-то почти час еще. — прикинул я. — А в вопросах солдатского сна и минуты чудеса творят. Нам бы самим завтра носом не клевать…
Мы с Ристиной подняли шумно сопящую магичку в ее лабораторию и уложили в койку. Комната виконтессы была напротив, на том же этаже Смотровой башни. Когда мы оставили Лайну отдыхать в одиночестве, я заметил, что из-за двери кабинета рыцарши выскользнули Мара с Ларой, хитро переглядываясь и хихикая. Не успел я их окликнуть, как они умчались по лестнице вниз.
— Вот зараза. — с досадой сказала Риз. — Как назло и Томасина куда-то делась. Раймунд, помоги раздоспешиться, а? Как дворянин дворянину.
Конечно, честь не позволяла отказать товарищу по оружию, тем более даме, и я следом за виконтессой сделал шаг в ее комнату.
Неладное я заподозрил, когда принюхался: воздух в помещении сперва показался подозрительно влажным, а потом в нос ударил приятный запах душистых трав. Моргнув, я понял, что посреди комнаты стоит притащенная из купальни здоровенная бадья, полная горячей воды. От внезапно нахлынувшего калейдоскопа чувств даже ругаться расхотелось.
— Ваша милость, это что же, ловушка? — застигнутый врасплох, я даже перешел обратно с фамильярных обращений на учтивые.
— Точно так. — ответила Риз, распуская свою небрежную косу. — Думал, ты один умеешь планировать наперёд? Это тебе за то, что секретничал до последнего.
В кабинете виконтессы было жарко: настолько, что немедленно не сбросить с себя кирасу и пурпуэн означало свариться в них живьём. Избавившись же от доспеха, я уже не смог бы совладать с желанием искупаться.
— Похоже, у меня нет выхода. — я пожал плечами. — Ты всё продумала.
— Теньент, ты играешь в кёнигшпиль? — неожиданно спросила Ристина, расстегивая поножи.
— Конечно, играю. — осторожно ответил я. — Но мне почему-то кажется, что