И я правда собрался – в голове, подбадривая меня, зазвучал старинный бравурный марш: « Взвейтесь, соколы, орлами…» Адреналин поднялся до верхней планки. Ну что, погнали.

Первый мой оппонент сделал резкий, словно бросок кобры, выпад, пытаясь своим громадным волосатым кулаком правой руки достать мою скулу. «Шалишь, браток», – я, слегка присев, поднырнул под его руку и тут же снизу нанес ему удар прямо в челюсть. Его голова, как футбольный мячик, откинулась назад, глаза закатились, и, не издав ни единого звука, распластав руки в разные стороны, он в позе креста, как подкошенный рухнул на спину и больше не шевелился.

«Приятного отдыха, дорогой товарищ. Славненько получилось, – мысленно похвалил я сам себя. Ну-с, продолжим». Второй оппонент, как бы провоцируя меня, начал делать ряд ложных выпадов, но при этом ни на дюйм не приближаясь на расстояние вытянутой руки. И ежу было понятно, что это все отвлекающие маневры, дабы сосредоточить на нем все мое внимание и дать возможность третьему из бородачей подкрасться ко мне со спины. Краем глаза я видел, как он втихаря, словно тень, приближается ко мне и, надо сказать, уже подобрался довольно близко, а мы сейчас вертушечку изобразим и тебе прямо в голову пяточкой сообразим, это будет для тебя неожиданно, а для меня приятно. Я, пружиня на носочке левой ноги, подпрыгнув, разворачивая корпус на сто восемьдесят градусов, подкинув вверх правую ногу, пустил ее по ветру, метя бородатому в лобешник.

«Взвейтесь, соколы, орлами. Полно горю горевать». Как вдруг мой организм совсем некстати опять дал неконтролируемый сбой – снова поплохело, закачало. Я, не удержав равновесие, опустил правую ногу на землю, даже не коснувшись бородатого и не причинив ему никакого вреда. Пытаясь остаться в вертикальном положении, сделал шаг назад и тут же нарвался на серию крайне болезненных ударов по почкам. Я как будто проглотил лом – дыхание перехватило, воздух в легких закупорился как в бутылке из-под шампанского – он не входил и не выходил. Мне хотя бы пару секунд, чтобы прийти в себя, но мне их не дали.

Кто-то сделал подсечку. Я упал на траву, а дальше удары посыпались как из рога изобилия, и гораздо чаще, чем Дед Мороз на Новый год расстегивает свой мешок, чтобы вытащить очередной подарок счастливому карапузу. Все, что мне удалось, – это принять позу эмбриона и закрыть голову руками.

Я так понимаю, что охаживать меня принялись все оставшиеся на ногах не выбитые мною бородатые дядьки. Делали они это с методичным остервенением. Вряд ли ребятки слышали когда-нибудь выражение «Дерись как мужчина – один на один». Ух и здоровы они пинаться. Интересно, они устанут когда-нибудь? Потому что лично я устал, меня вот совсем не вставляло на чужой планете уподобляться груше для битья, не для того я летел сюда, преодолевая херову тучу парсеков, и не для того спустился на поверхность Юпиния, да и вообще мне больно, мне очень больно.

Тут, кроме града ударов по всему телу, я почувствовал, как кто-то буравит меня взглядом. Тоненькая фигурка в порванной серой тунике, рыжие растрепанные волосы. Да это же Силония. Я встретился с ней взглядом и, содрогнувшись, не узнал ее серо-голубых глаз. Теперь она смотрела совсем по-другому. Это были глаза маленького зверька-изувера, на лице застыла маска восторженной завороженности, а еще эта растянутая блудливая полуулыбка ее полных губ на пол-лица, ей доставляло недетское наслаждение наблюдать за тем, как до полусмерти избивают человека. Она получала от этого истинно садистское удовольствие.

А-а-а-а, ну, теперь все встало на свои места. Слезливая история для лошка – дуралея-прохожего, непонятный вкус воды во фляге, якобы из минерального источника. Эта мерзавка что-то подмешала мне, вот откуда такая слабость и полная невозможность справляться со своим организмом, подчинить его себе и заставить работать как надо.

Перед тем как потерять сознание, я наконец вспомнил, где видел тот требовательный взгляд, которым меня встретила на дороге эта маленькая рыжая дрянь. У нас в городе возле входа в супермаркеты часто можно было встретить одного и того же высокого красивого парня-инвалида без одной ноги, отрезанной чуть выше колена, который, опираясь на костыли, просил милостыню. Нет, не так… не просил, а требовал. Причем делал это молча, без единого слова. Вот точно таким же взглядом, как давеча смотрела на меня Силония. Мимо пройти никто не мог, ему подавали все – от сердобольных старушек, почтенных матрон до крепких сильных мужиков. Им почему-то было стыдно, они ломались под его настойчивым взглядом и спешно лезли в карман за кошельками, щедро делясь купюрами, как будто были в чем-то виноваты перед ним и деньгами пытались загладить несуществующую вину. А он, беря у людей деньги, никогда их не благодарил, даже кивком головы, а принимал это гордо как должное. Инвалид ходил к дверям супермаркета как на работу, только менял время от времени объекты. Однажды я увидел, как его вечером забирает яркая красивая девушка-блондинка на крутой иномарке. Не у каждого преуспевающего бизнесмена была такая «бэха». А чуть позже совершенно случайно, будучи у одних своих знакомых в гостях, я увидел, где он живет – в элитном доме-«ряднике», окруженном сосновым бором, за шлагбаумом с круглосуточной охраной – несбыточная мечта не только для меня, но и для других миллионов наших сограждан, гнущих спину с утра до вечера на работе, ишача за гроши. Вот так. «Да не оскудеет рука дающего», – это было последнее, что я вспомнил, перед тем как кто-то из бородачей, наконец пробив мой блок из сжатых в замок рук, удачным ударом носком ноги в голову потушил свет в моем сознании, словно выключил лампочку в торшере. «Взвейтесь, соколы, орлами. Полно горю горевать. То ли дело под шатрами в поле лагерем стоять».

Все, кино закончилось, у зажигалки умер огонь. Мир погрузился в кромешную темноту. Очнулся я голый в ноль, избитый в фарш, связанный по рукам и ногам, лишенный связи, денег, а главное, свободы, напоминая какой-то тюк, лежащий на неструганом деревянном помосте трясущейся как в лихорадке телеге, и все за счет своей неуемной гордыни. Почему не поехал вместе со всеми? Потому что решил выпендриться перед девчонками, показать, какой самостоятельный, мол, я – сам с усам, доберусь до столицы, а по ходу осмотрюсь, что и как, намечу план дальнейших первостепенных действий. В общем, настоящий стратег.

Осмотрелся? Наметил? Бонапарт долбаный. Мягкотелый наивный дуралей. Поверил первой встречной – бедной несчастной девочке-сиротке, услышав рассказ о ее