Саня доволен, он улыбается:

— Ну, я ж понимаю.

— Ты давай на завтра шофера нашего, мехвода и стрелка, пусть проверят все узлы БТРа; радистов обоих…

— А чего? Недавно же проверяли? — не понимает Каштенков.

— Короткович приказал, сказал, чтобы завтра были рапорты по неисправностям. Вызывай, чтобы всё проверили, и давай всех новых, кого во взвод записал, тоже зови. Познакомиться хочу.

— Есть. А сейчас что?

— Накладные бери, пошли поглядим снаряжение и боеприпасы. Хочу знать, чего ты набрал.

— Так, кроме мин, без тебя ничего не принимал, — говорит Каштенков. — Пэпэшек сто двадцать штук принял, и сорок фугасов «пятёрок» — и всё. Это позавчера выдали.

— Всё посчитал?

— Всё посчитал, сложил в наш склад, — Сашка улыбается хитро.

— Чего ты?

— Да ничего, — Каштенков продолжает улыбаться. — У меня всё в порядке… Может, в чайную? Расскажешь, как съездил…

— Ну, сначала на складе посидим, — чуть подумав, отвечает прапорщик, — нужно командованию показать, что я тут, в части, хоть иногда бываю.

И товарищи пошли на склад пересчитывать ящики с патронами, гранатами, минами, противодронными ракетами, медпакеты и прочие ценности, необходимые на войне.

— Ты запасные аккумуляторы для брони и хладоген… — начал было Саблин. Но зам его и тут опередил:

— Всё у меня в контейнер-сейфе. Всё посчитано, опломбировано.

— Медпакеты надо было в сейф положить, — умничает Саблин. — Они тоже дорогие.

Но Саня и тут ему всё объяснил:

— Не влезли, а второго сейфа у начсклада Кормушкина не допросишься.

— А ты спрашивал?

— Ну а то как? Не дал. Говорит, все расписаны по частям.

«Зря Короткович на Сашку гонит. Его и учить ничему не нужно. У него и так всё в порядке».

В общем, проторчали они на складе почти до десяти, до обеда. Жена писала ему, спрашивала, придёт ли он домой на обед. Но Аким к тому времени уже был вместе с замом в душной и людной столовой полка. Собирался уже брать себе еду. И болтал с заместителем, который от него не отставал: всё хотел знать, где Аким был и что видел.

— Рыбы там — не переловить. Всё, что хочешь: щука, стекляшка, налим… улитки, я там одну банку видел, так там её руками можно собирать, навскидку полцентнера будет.

— Да ты что⁈ — качал головой от удивления Сашка.

— Я так прикидывал… — рассуждал Аким. — Если хорошей ватагой, лодки три собрать и туда поехать, так можно там на одной стекляшке озолотиться.

— Сюда её, что ли, везти? — не понимал Каштенков.

— Зачем сюда-то? — смеялся Саблин. — Балда… Там Туруханск в половине дня пути, прямо на месте рыбу жать, а масло в Туруханск возить, там и цены на масло получше наших будут.

— Точно, — восхищался Саня. А Аким, решив как-то увести товарища от расспросов про рейд, продолжал расхваливать Енисей и его притоки:

— Думаю, за пару недель можно по десятке на брата сделать. И это я налима не считал, — объяснял прапорщик. — Опять же «Тридцатка» там совсем недалеко. Неделю порыбачили — и на заставу, помылись, отоспались, отстирались и снова на рыбалку. А если Калмыкова взять с собой да выудить налима, то вообще по деньгам хорошо получится.

— Да, да… — соглашался Каштенков, отрываясь от гороховой каши и мечтая о прибылях. — И вправду неплохо бы деньжатами разжиться.

И когда они уже допивали чай, у Саблина опять пискнул коммутатор. Аким взглянул, но отвечать при товарище не стал, а тот и сам интересуется:

— Настя, что ли?

— Да нет, — отвечает Аким и встаёт из-за стола.

— А кто, Короткович? — Сашка бывает такой настырный.

— Нет, не он, -отвечает прапорщик. — Пойдём покурим. Да до госпиталя меня подвезёшь.

— До госпиталя? — Саня удивлён. — А что, уже и в госпитале знают, что ты вернулся? На процедуры, что ли, зовут?

— Ну да, — отвечает Аким и не врёт. Ведь его и вправду звали на процедуры. И звала его Розалия Пивоварова.

Глава 16

В процедурном кабинете у Пивоваровой было несколько человек, большинство — это, как и он, казаки после ранений. Розалия была в тёмной медицинской одежде, строгая, подтянутая, деловая. Но на самом деле Аким чувствовал её расположение, и в жестах и прикосновениях. Она подходит к нему и произносит:

— Опустите голову.

Он выполняет приказ. Два почти безболезненных укола в мышцы, в трапеции. Потом Саблин чувствует её мягкие руки, она наносит мазь сначала ему на шею, потом разносит её по мышцам всего плечевого пояса. Он ощущает тепло, а Розалия начинает делать ему массаж. Вообще-то все остальные её пациенты получают разминку мышц посредством специальных кресел. Саблину же разминает шею и надплечья сама Пивоварова и при том тихо интересуется:

— Аким, как вы съездили?

— Нормально, — честно говоря, у него нет особого желания разговаривать. Спал он за рейд совсем немного, устал больше, чем уставал на фронте, на передовой. А сейчас, под прохладными кондиционерами, в удобном кресле, с уколами, с мазями, с приятными прикосновениями, ему хочется расслабиться, а не пересказывать события последнего своего рейда.

— Артём сказал, что Олега приняли на «лечение», — продолжает Пивоварова, с трапеций переходя к шее и затылку. Это, признаться, ему приятно, хотя отголоски старой боли ещё ощущаются в поражённом недавно месте.

— Приняли. Но с оговорками, — он думает, что она сейчас продолжит расспросы, но физиотерапевт говорит лишь:

— У меня через сорок минут закончится смена, поговорим у Артёма в кабинете. Мне очень хочется знать подробности поездки.

«Ну да… Бабёнка-то понастырнее своего мужика будет. Странная всё-таки у них семейка».