Мы молча сели за один из столов и стали работать челюстями. Еда была тёплой, даже горячей. Увидев моё недоумение, начальник пояснил:

— Жрачку кладём на трубы, по которым идёт пар, и разогреваем. Ешь, пока не остыло. У нас времени с гулькин член. Как доберёмся до места, там будет денёк, чтобы отдохнуть.

— А долго ещё плыть? — спросил я, откусив кусок безвкусной курятины.

— Ещё часов десять. Лопатой успеешь намахаться, — деловито сказал мужик, перевёл взгляд на матроса, сидящего справа, и гаркнул: — Толян! Швырни соль! — Толян кивнул и не глядя бросил прямо в руку начальника спичечный коробок, заполненный белым порошком.

Этот бросок меня поразил. Как долго они работают вместе, что Толян безошибочно знает, куда нужно отправить коробок с солью? Пока мы жевали, белый порошок ещё трижды летал через всю столовую, и на него так же не смотрели ни бросающий, ни ловящий.

Обед закончился, а я прихватил пару картошин и отправился на рабочее место. Уголь хрустел на лопате, чтобы с треском сгореть в котле. За следующие восемь часов я использовал ещё две зелёные жемчужины, выйдя в ноль. Осталась лишь красная.

Тело и правда становится сильнее после каждой использованной жемчужины. Как будто я потренировался и мышцы мгновенно восстановились — более того, получили прибавку в силе и выносливости.

Жаль, что на обратном пути я не смогу себе позволить такую роскошь и придётся как-то выживать собственными силами.

Вместе с этим было странное чувство, как будто после использования жемчуга внутри рушился какой-то барьер, не дававший мане течь по каналам. Пока дотянуться до маны своими силами у меня не получается. Но если бы у меня было больше жемчужин…

Механизмы вокруг меня засвистели, стравливая давление, и баржу ощутимо качнуло. Видимо, приплыли. Через минуту ко мне зашёл начальник и подтвердил мою догадку.

— Владимир, бросай лопату. Приплыли. Сутки у тебя выходной. Старайся с корабля не сходить, могут и ограбить, и прибить ненароком. — Посмотрев мне в глаза, он добавил: — Хотя сам разберёшься, ты уже взрослый парень.

Поднявшись на поверхность, я зажмурился от лучей закатного солнца, ударивших по глазам. Баржа причалила к деревянной пристани, на которой копошилась толпа узкоглазых рабочих. Они что-то говорили на непонятном мне языке и спешно разгружали ящики. А на помосте стоял Островский и руководил разгрузкой.

— Бараны желтомордые! Аккуратнее! — орал он на грузчиков. — Если хрусталь побьёте, я с вас кожу живьём сдеру!

Вот же собака бешеная. Видимо, он со всеми общается только на повышенных тонах. Если заметит меня, то конфликта не избежать…

Да и чёрт с ним. Раз уж мы приплыли в торговый город, то глупо будет упускать возможность прогуляться по рынку. Не скрываясь, я двинул к трапу и, проходя мимо, услышал:

— Чё ты плетёшься? А ну шевели булками! Чумазоид проклятый! — заорал на меня Островский, а я лишь расхохотался в ответ и ещё медленнее пошёл вниз. — Ты мне ещё посмейся! — внезапно его отвлек звук хрустнувшего ящика. — Ах ты падаль! Из зарплаты вычту! Чен, сукин ты сын! Кого ты на разгрузку пригнал? Идиоты!

Выйдя из порта, я попал на узкие улочки, утопленные в обилии торговых палаток. Торговцы буквально сидели друг у друга на головах и создавали ни с чем не сравнимый шум. Даже механизмы в машинном отделении работали тише.

— Дураконье коринь! Мушской сила делать крепкий как камень! Будишь шенщина свой любить вся ночь! — кричал один торговец, тряся в воздухе мешочком с коричневым порошком.

— Бураня, самый луший бураня! — орал второй, тыча ножом в доспех, украшенный золотой вязью.

— Солота, пуродаю солота дёшива! — зазывал третий, указывая на блестящие слитки.

Торгаши перекрикивали друг друга, пытаясь сбагрить барахло, которое даже со стороны выглядело подделкой. Но среди этого хлама моё внимание привлёк один лоток. На нём стояли три чаши, доверху заполненные жемчужинами. Зелёные, красные и синие. Увидев это, я поспешил к лавке.

— Сколько? — спросил я, ткнув пальцем в зелёную чашу.

— Тесять рублей, — ломая язык, выплюнул китаец и с заискивающей улыбкой посмотрел на меня.

Десять рублей за жемчужину? Проклятье, да мне хватит на целых девять штук! С таким количеством я смогу осилить ещё два таких заплыва. Достав кошелёк, я вытащил купюры и протянул китайцу.

— За девяносто возьму пятнадцать штук.

— Брат! Это грабёж. Побойся бога, — на чистейшем русском выпалил китаец.

Все торговцы одинаковы, в каком бы мире ты ни жил. Покачав головой, я сказал:

— Тогда жду твоего предложения.

— Десять штук могу отдать за девяносто, но не больше, — извиняющимся тоном выдал раскосый и жалостливо посмотрел на меня.

— Двенадцать.

— Одиннадцать и по рукам?

— Годится, — хмыкнул я и положил рубли на прилавок.

Китаец насыпал в мешочек одиннадцать жемчужин и протянул мне. Правда, денег моих он так и не получил.

— Тебе заняться нечем? Мусор всякий скупаешь, — послышался из-за спины голос Шишакова.

— Фсё. Бырат! Ми уже заключить сделка! — затараторил китаец, снова включив акцент.

— Рот закрой, чёрт раскосый. И стекляшки свои забери, — прорычал Александр, заставив торговца поникнуть. — Прячь деньги в кошель и пошли отсюда. Духовный жемчуг стоит в десяток раз дороже.

— Брат! Я не говорить, что он духовный. Парнишка сама решить купить, — не унимался торговец. — Давай деньга. Смотри, какой красивый камень! — Он подставил стекляшку под солнечные лучи, и стало очевидно, что это подделка.

Шишаков двинул вниз по улице, а я, убрав рубли в кошелёк, собирался пойти следом за ним, но слегка задержался. Из подворотни выбежал худощавый паренёк и вцепился в мой кошель двумя руками, пытаясь его вырвать.

— Отдать! Моя тебе глотка вырвать! — кричал паренёк, трепыхаясь из стороны в сторону.

Я подсёк напавшему ноги, и когда он рухнул, впечатал пятку ему в грудь. Хэкнув, парень согнулся в три погибели и отпустил кошель. Не теряя времени, я побежал следом за Шишей, который шёл вперёд спиной и скалился, глядя на меня.

— Володь, я смотрю, работа кочегаром пошла тебе на пользу. Мышцы появились, спина выпрямилась. Ты, по-моему, даже выше стал.

— Ага.