Плохие. Голландец угодил в засаду где-то под Хардервайком, и если не произойдёт чудо, то повстанцы лишатся своего лидера. Суд «Искатели» провели быстро и уже готовились привести приговор в исполнение.

Глава 2

Эту новость мне сообщили запыхавшиеся близнецы, а когда я примчал в лагерь, там уже было не протолкнуться. Народ повыскакивал из всех палаток, сгрудившись плотной толпой на самой широкой поляне. И, прежде чем протолкался внутрь, я услышал встревоженный голос Деми. А потом и увидел, кого она пытается допрашивать. Голос её дрожал, она с трудом сдерживала слёзы, но вопросы задавала грамотные.

Допытывалась она до измученного парня, в котором я узнал одного из водителей Датча. Открытых ран или переломов я у него не заметил, но выглядел он так, будто пешком пробежал весь путь от Хардервайка. Причём сделал это без еды, воды и перерывов.

— Ты можешь точно сказать, где это произошло? — спросила Деми.

— На ферме Винке, — устало ответил парень, до сих пор пытаясь отдышатся.

На ногах он стоял с трудом. С двух сторон его поддерживали бойцы, которые должны были охранять дальний периметр. Видимо, до них он как-то дошёл, а дальше его буквально втащили в лагерь. Рядом со мной протиснулась пожилая женщина, одна из тех, кто выполнял роль врача. Хотя уровень там был где-то посередине между фельдшером-троечником и знахарем самоучкой. Не конкретно у неё, а у всех медработников Пограничья. Парню дали попить, что-то типа разбавленной «Живинки», а потом и закапали глаза.

— Мы уже полдороги проехали, — продолжил парень, проморгавшись и явно посвежев, хотя речь его всё ещё была сбивчивой. — Голландец договориться хотел. Ну, с Винке о покупке пшеницы. Но мы остались ночевать. Потому что уже поздно. Выл кто-то в степи, и стемнело уже. Ну, выпили. Как без этого-то, если за встречу. А утром вышли, а вокруг черти лысые. Два карательных отряда, может, и четыре.

Парень задумался, будто пытался по памяти пересчитать количество секстантов. Но его дёрнула Деми.

— А отец?

— А что ему было делать, лапы поднял. А они тут же приговор, — плечи парня опять поникли. — Мол, виновен и давай крутить.

— Подожди, а ты-то как выбрался? — у меня за спиной раздался голос Ульрика.

— Сначала в доме спрятался. Из окна всё увидел, выходить не стал. Сиганул с другой стороны дома. В сеновал оттуда, в гараж потом. Моцик у Винки угнал и в поля, — ответил парень. — Там большакам не проехать, а бегом даже чертям за мотором не угнаться. Топливо, когда закончилось, бегом дальше пошёл.

— Кажись, не врёт, — сказал один из тех дедов, который в своё время махал на меня рукой, провожая к муравьям.

— А что с отцом и с остальными? — спросила Деми.

— Прости, не знаю я. Не видел уже, — вздохнул парень и замолчал.

— Он не врёт, — это уже сказала Магда, также неожиданно подкравшись ко мне сзади, как Ульрик до этого.

Обалдеть! Как они это делают? Один бугай, вторая травами пахнет, а ни я, ни шакрас ни слухом, ни нюхом. Возможно, на меня так влияет толпа. Вместе с плохими новостями. Без Датча повстанцев, считай, нет. Ни заместителя, ни других лидеров он пока не вырастил. И эти новости в том числе влияют и на толпу. Народ на нервах, некоторые всхлипывают, кто-то дрожит, а кто-то, наоборот, потеет — людям страшно.

И всё это транслируется вокруг меня, отзываясь на восприятии геномом окружающих. Даже Ульрик — буквально гора мышц и несгибаемой воли, а всё равно растерян. Мне стало неуютно в толпе. Я словно волк-вегетарианец, которого взяла в оборот толпа перепуганных овец.

Хм, интересная теория, конечно. Но всё равно чувствуется какая-то хрень. Я выдохнул, пытаясь обрести какой-то баланс или понять, что мне пытается сказать генетическая память. Расслабился и потянулся к чуйке, мысленно представив, как вокруг расходится сканирующая волна. Только представил и тут же споткнулся.

Прямо на парне, которого тормошила Деми. На фоне яркого растревоженного спектра девушки, споткнулся о маленькую красную точку, исходящую от парня. Словно буёк, торчащей поперёк моей волны. Чёрт! Конечно, он не врёт — его просто втёмную использовали.

— Не нем метка, можешь проверить? — спросил я у Магды, а сам раскинул свой сканер дальше.

С огромным трудом перевалился через толпу. Чем концентрированней жались повстанцы к друг другу, тем плотнее был эмоциональный фон. Хотя какие это были повстанцы, скорее напуганные беженцы. Под сто человек, из которых больше половины — это старики, женщины и дети. А из оставшихся только треть охотники с оружием и хоть каким-то опытом его использования.

Плюс десяток часовых — полноценные бойцы из охраны торговых караванов. Но двое были уже здесь и фонили растерянностью не меньше, чем старики-охотники. А остальных я почему-то никак не мог почувствовать. Понимаю, что у них и в навыках маскировка, и внутренний контроль, чтобы не отсвечивать, но я с ними уже был знаком.

Контакт был налажен после первой попытки не пропустить меня в лагерь, и я их всё время мог издалека на подъезде к лагерю определить. А сейчас — пустота. И в том месте, где они должны были быть только едва уловимый мрачный фон. Смерть я вроде ещё не научился чувствовать, а вот на свежую кровь было очень даже похоже.

— Деми, — я тихонько позвал девушку, вытягивая её из толпы. — Надо поговорить. Срочно.

— Что делать? Надо спасать отца, но я не знаю… — с мольбой в голосе начала Деми, но я её перебил.

— Слушай внимательно и не перебивай, — я постарался, чтобы мой тон был достаточно мягким, чтобы не казаться грубым, но достаточно жёстким, чтобы она услышала меня в её состоянии. — Я не знаю, сколько у нас есть времени, но всем надо бежать. Парень не врёт, он действительно убежал. Просто его использовали, повесив метку. И теперь «Искатели» уже здесь. Мы их задержим, а ты выводи людей. Представь, что это очередная репетиция, как вы уже проводили с