На долю секунды он почувствовал их – призраков, паривших за пределами досягаемости. Замерев в испуге, когда их хозяйку обезоружили, они ждали, и их темнота казалась скорее вопрошающей, чем гневной. В ответ Уорт прошептал молитву, дарующую покой, и призраки растворились в копье, которое в руках человека, неспособного – или не желавшего – управлять мертвыми, превратилось в простую палку.
В это время заклинательница поднялась на ноги, закричала от ярости и побежала к хижине, а Уорт, выругавшись, кинулся за ней. Она уже добралась до верстака и пыталась схватить любую кость, которую сможет пробудить, чтобы вновь получить преимущество в бою, но Уорт скорее даст корням преисподней утащить его, чем позволит заклинательнице поработить эти души.
Уорт откинул костяное копье и в четыре шага добрался до женщины. Он впечатал ее в стену, прижав шест к нежной шее. Она хватала ртом воздух, ее губы посинели, но в следующее мгновение на ее лице появилась злая ухмылка. Ослепительная боль пронзила Уорта. Пастор опустил взгляд. Он едва сумел осознать, что из его груди торчала рукоять ножа.
Он попытался сказать костям, что ему жаль. Что он пытался помочь, пытался сделать все, что было в его силах. Он хотел спасти их от ужасной участи. Но вместо этого пастор закашлялся. Дважды моргнул. И умер.
Его душа, больше не привязанная к телу, оказалась на распутье. И оба пути вели во тьму.
Книга Пастора. Страница 1
Той ночью тридцать семь членов королевской стражи пожертвовали собой ради своих соратников и королевства. Двенадцать из них, а также пастор Старого Бога решили остаться защищать человечество и вернулись в мир призраками света. Сражаясь бок о бок, эти тринадцать воинов возглавили кампанию по освобождению столицы. Потребовалось пять лет – это время назвали Войнами Призраков, – чтобы освободить Ниво от армий Бруйяра, отыскать каждого заклинателя костей и вернуть дому Тристен престол. Тринадцать призраков света сменили королевскую гвардию и назвали себя Орденом Стражей, поклявшись верно служить королевской семье в мирные времена и быть наготове на случай, если тьма вернется.
200 лет спустя
1. Шарлотта
Леди Шарлотта Сэнд была рождена для того, чтобы даровать покой неприкаянным душам. Ее любимые сапоги промокли от утренней росы, пока она шла сквозь призрачный лес. Руны, вышитые по краям ее темно-синей церемониальной мантии, блестели серебром в солнечном свете. Апельсиновые деревья были усыпаны крохотными созвездиями белых цветов с заостренными лепестками. Их запах, густой и сладкий, обволакивал Шарлотту, и казалось, что сам воздух превратился в нектар. Здесь, в тишине цитрусовых рощ, принадлежащих ее семье, призраки находили последнее пристанище. Это место должно успокаивать и ее душу, как бывало на протяжении всех восемнадцати лет ее жизни. Но сегодня Шарлотта выполняла свои обязанности в два раза быстрее обычного, словно каждое следующее мгновение обещало быть бесконечно лучше предыдущего.
Церемониальный наряд отяжелел от влажного воздуха, и Шарлотте отчаянно хотелось сменить мантию на укороченные штаны и простую рубашку. Она вздохнула, а затем начала напевать успокаивающую мелодию, выискивая призраков, чей сон мог быть потревожен. Даже после упокоения чужая злость или боль могла заставить души проснуться вновь. Но в лесу по-прежнему царила безмятежность – в навыках Шарлотты не было нужды.
Вдалеке заржала лошадь, и Шарлотта, обернувшись, увидела свою бабушку – та ехала верхом по дороге на окраине призрачного леса. Лавандовый дым из ее тлеющей скрутки струился по весеннему лугу и вился между цветущих апельсиновых деревьев, наполняя Шарлотту ощущением домашнего уюта, приправленным отголоском тоски.
– Каждое создание отсюда и до самого города чувствует твое недовольство, – крикнула бабушка. – Ты сама разбудишь призраков, если не будешь соблюдать осторожность.
– Это не недовольство, – проворчала Шарлотта.
Она и сама не знала, как назвать чувство пустоты в груди. Но это была не та пустота, что вызвана потерей. Эта пустота походила на сосуд, который ждал, когда его наполнят, – на сердце, открытое чему-то новому.
Солнечный луч упал на осколок, лежавший в траве, и Шарлотта нагнулась, чтобы прикоснуться к выбеленной кости. Привязанный к ней призрак едва заметно вздрогнул. Шарлотта выдавила улыбку, убеждая дух не волноваться. Его слабое сознание жадно вцепилось в предложенный покой, а затем затихло, и Шарлотта глубже зарыла кость в плодородную почву. Этот призрак упокоится надолго, если никто его не потревожит. Когда она встала, бабушка вновь позвала ее:
– Пойдем, Шарлотта. – Бабушка прожила на этом свете семьдесят четыре года, и почтенный возраст тяжестью осел в ее голосе. – В Воробьиной долине восстал призрак. Если отправимся в путь прямо сейчас, то сможем упокоить его до наступления темноты.
Старая кобыла Шарлотты, Ирис, была поседлана и стояла рядом с лошадью ее бабушки. Шарлотта села на лошадь, и бабушка передала ей ее рапиру. Закрепив ремень с ножнами поверх мантии, Шарлотта благодарно кивнула. Она предпочитала встречать тьму с клинком в руке, хоть сталь и не могла ей противостоять. Оружие не помогало ни сражаться с призраками, ни упокоевать их, если, конечно, не находилось в руках Стражей Ордена. Но рапира придавала Шарлотте смелости и напоминала об отце. Она словно всегда носила при себе воспоминание о нем.
Шарлотта и ее бабушка двинулись к маленькой деревушке под названием Воробьиная долина. Семья Шарлотты владела большей частью земель, что находились в дне езды от поместья Сэнд. Ближе всего к ее дому, сразу за пределами фруктовых рощ, располагался Брадон. Шарлотта все детство провела, бегая по улицам этого городка с местными детьми. Воробьиная долина и другие раскиданные по округе деревеньки были слишком маленькими, а потому там не было людей, способных дарить покой мертвым душам. Когда их жители сталкивались с призраками, они обращались за помощью к бабушке Шарлотты, а в последнее время и к ней самой.
– Я знаю, ты не об этом мечтаешь, Шарлотта, – сказала бабушка, – но только ты способна быстро почувствовать, в чем нуждается призрак.
От жалости в ее взгляде в груди Шарлотты вспыхнул жар.
– Тебе не нужно напоминать мне об этом, – сказала она. – Я исполняю свой долг. И буду заниматься этим и впредь.
Бабушка была права. Шарлотте удавалось упокоевать призраков не просто хорошо, а потрясающе. Даже в самый неудачный из своих дней она не встречала дух, которому не могла бы помочь. Нельзя сказать, что ремесло всегда давалось ей легко, но с тех пор, как Шарлотте исполнилось четырнадцать, ей ни разу не приходилось обращаться за помощью к бабушке.
Пустота в груди Шарлотты разверзлась еще шире, и сердце забилось быстрее от ужаса перед предначертанным ей будущим.
Бабушка пришпорила свою лошадь, поравнялась с Шарлоттой и положила свою руку на ее.
– Ты всегда делала все, что от тебя требовали, дитя мое, – сказала она с теплотой. – Но мертвые чувствуют, когда ты выполняешь работу из чувства долга, а не из сострадания. Не стоит давать им то, что должно. Давай призракам то, что им нужно.
Шарлотта подавила желание закатить глаза. Она знала, в чем заключается ее предназначение. Ремесло ее семьи не просто важно – оно необходимо. Другие тоже могли научиться упокоевать мертвых, но немногие на это решались. Порой даже находиться рядом с призраками было неприятно, но у семьи Шарлотты особая история: способность дарить душам покой у нее в крови. И все же ей никогда не нравилось, что ее загоняют в рамки, созданные для кого-то иного. И неважно, скольким душам она сумела помочь за свою жизнь.
– Все было бы иначе, если… – Шарлотта проглотила последние слова прежде,
