Эммы среди мертвецов действительно не оказалось. Зато Егор нашел всех своих парней, еще пару юрок и одного лысого с прогрыженной шеей и искореженной железной клешней вместо руки.

— Хороший, наверное, был протез, — проговорил я, тронув ногой металлическую культю. — Таким как врежешь…

Склонившись над мертвецом, Егор звучно сплюнул на землю.

— Медведь, ссаный ублюдок… — хрипло выругался он и с шумным вздохом вытер разгоряченное лицо рукавом рубахи. — Всех положил. И Эмка у него… Собственными руками убью всех нахер!

— А сбежать она не могла?

— Да хрен он бы ее из рук выпустил, если за ней и пришел! — сверкнул глазами Егор. — В рюкзак твой, небось, заглянули и ужрались от радости — чувствуешь, как от трупа-то разит? Как от жука заспиртованного! А потом, небось, на бабу свою общаковую полезли разом. Полсотни на одну, и без того уже до горла разодранную. Подишь ты рыжая девка лучше!

Я вспомнил Эмку. Солнечная, яркая, улыбка во все лицо и детская щербинка между передними зубами.

Она была мне никто. Вообще.

Но после слов Егора внутри сразу стало мерзко до тошноты.

— Тогда чего стоим? — хмуро спросил я напарника. — Погнали за Крестоносцем и в берлогу, всем веселье портить.

Егор кивнул.

И мы побежали обратно.

Бег по песку — отвратительное занятие. Ноги вязнут и быстро наливаются свинцовой тяжестью, так что время от времени мы переходили на шаг, чтобы дать себе немного передохнуть, и снова бежали.

К Крестоносцу мы вернулись в тот момент, когда тот неподалеку от своего дома мастерил криповую конструкцию, складывая жуткую дженгу из поленьев расколотого березового спила и конечностей юрок из вентиляции.

Он не стал задавать никаких лишних вопросов. Из разряда — надо, значит надо.

Мы собрали побольше гранат. Крестоносец взял свой меч.

И мы двинулись к Медведю.

Идея была, конечно, хреновая. Но поскольку никаких вариантов получше в моей голове так и не появилось, приходилось довольствоваться тем, что было.

Мы вломились в логово врага прямо с ноги, готовые ко всему…

И обнаружили, что в берлоге пусто.

Возле спуска стоял забытый хозяевами мешок с мусором — завонявшие банки из-под рыбных консервов, пластиковые упаковки без этикеток, пустые бутылки от спирта.

Мы прошлись по коридорам, присматриваясь и прислушиваясь. Но слышали только собственные шаги. Потом мы добрались до небольшой галереи со старыми матрасами в углу и разбросанными пустыми ящиками. Судя по кускам старых одеял, расстеленных поверх некоторых из них, ящики использовались в качестве стульев. Причем один из них кто-то водрузил прямо на размазанную по земляному полу блевотину.

— Кто-то очень сильно преувеличил, когда сказал, что не хочет пачкать у себя в доме, — хмыкнул я.

— Ага, белые, сука, скатерти не хотел заляпать, — злобно буркнул Егор.

Он пнул с досады еще один ящик, и под ним мы на удивление обнаружили пару невскрытых банок с килькой и баклажку воды.

— Ну ты глянь. Стопудово кто-то на опохмел припрятал! — процедил Егор сквозь зубы. — Крысы, мать их…

— Ну, они-то, может, и крысы, но запас хороший, — заметил я, поднимая находку с земли.

Потом мы побродили еще немного по коридорам убежища, но все бестолку.

Медведь успел увести своих людей.

Крестоносец, осознав, что боёвки не будет, повернул назад. Перед этим не поленился еще раз напомнить нам весь перечень обещанной награды и сказал, что долг все равно остается за нами и при следующей встрече непременно спросит с нас все в оговоренном количестве.

От предложенных мной банок кильки он любезно отказался.

И ушел.

А мы с Егором, выбравшись из подземелья, устало уронили задницы на песок и еще добрые полчаса просто сидели и дышали, соображая, что делать дальше.

— Если бы ты был Медведем, — проговорил я наконец. — Куда бы пошел продавать какие-нибудь… нестандартные штуки?

— В торговый центр, между нами и Москвой. Там и площади большие, и спрос всякий, — устало ответил Егор.

— Далеко?

— Без группы, пешком, вдвоем… Это будет не поход, а жопа.

— А транспорт взять?

— Думаешь, нам его кто-то даст?

Я хмыкнул.

— А ты собрался разрешения, что ли, спрашивать?

Егор перевел взгляд на меня. Усмехнулся.

— Хороший ход мыслей. Уважаю. Тогда пошли на дикую, там всякого барахла навалом. Но сваливать надо будет молниеносно, иначе завалят всем миром и даже имени не спросят.

— Да я как-то и не планировал представляться, — проворчал я, поднимаясь с земли. — Давай, навстречу светлому будущему!

И мы потащились на дикие территории.

— Слышь, Монгол? — подал голос Егор минут через пятнадцать нашей молчаливой ходьбы.

— Ну, — отозвался я.

— Помнишь, я говорил тебе, что ты мне не нравишься?

— Ну, — уже с другой интонацией повторил я то же слово, на этот раз подтверждая сказанное.

— Так вот я ошибался, — хмуро заявил вдруг Егор. — Парень ты неплохой. Хоть и с мозгами, просроченными уже в прошлом веке. А вот прозвище у тебя все-таки дурацкое. Понять не могу, тебя что, гвардия слепых им наградила?

— Почему сразу слепых?

— Да потому что какой из тебя в жопу монгол?

Я с улыбкой покачал головой.

— Если тебе так сильно не нравится мой позывной, можешь называть по имени. Я Марат, если что.

— Это хорошо, — кивнул Егор. — Имя — это всегда хорошо. — и со вздохом добавил. — Даже если имя тоже дурацкое…

* * *

В ее кабинете, как обычно, ярко горел свет.

Даже днем Анна Сергеевна включала все лампы сразу, если этот самый день не радовал ее ярким солнцем — привычка богатого человека, не привыкшего думать о счетах за электричество.

Огромные окна от пола до потолка превращали эту комнату в башне на тридцать седьмом этаже в великолепную смотровую площадку, откуда открывался потрясающий вид на город — кусочек старой Москвы в объятиях скоростной магистрали.

Федорин расправил плечи, пытаясь придать своему облику еще чуть больше уверенности, и подошел к столу.

Хозяйка кабинета полулежала в медицинском кожаном кресле. Одряхлевшее немолодое тело мягкими складками окутывала роскошная шелковая пижама. От гладко выбритой головы к распределительной коробке за спинкой кресла тянулось множество проводов и датчиков. На столе всеми кулерами гудела огромная Адаптивная машина, сквозь прозрачные стенки которой подмигивали огоньки процессоров, плат и сотни предохранителей — госпожа Селиверстова готовилась