в наряд юпинянского блюстителя закона пронтона и выглядел довольно живописно и даже слегка устрашающе. На груди темно-коричневый нагрудник из дубленой кожи местного животного, идущий до пояса и в точности повторяющий рельеф мускулатуры груди и пресс живота, делающий от этого и так высокого Андрюху просто какой-то глыбой, суперменом. Пах, ягодицы и бедра защищала своеобразная юбка со множеством разрезов, также сшитая из кожи, но из более тонкой, и шедшая до колен. Сами коленные и локтевые чашечки защищены, соответственно, налокотниками и наколенниками из твердой, выделанной кожи, что в принципе очень продуманно, падая, не расшибешь суставы в кровь. На запястьях широкие медные браслеты, на ногах легкие сапожки, полностью закрывающие голень. Все в крупную дырочку, чтобы ноги дышали. Юбку подпоясывал примерно в три пальца шириной ремень с медной бляхой, на которой выгравировано на юпинянском «Порядок и закон», на ремне закреплена полуметровая дубинка из дерева, ножны с острейшим кинжалом, кусок грубой льняной веревки, чтобы связывать арестованных. Там же, на поясе, висел самый главный и самый нужный атрибут пронтона, без которого он никуда, – прямоугольный кошелек. Туда стражи закона складывали подати, штрафы, ну и, конечно, взятки. Через плечо висела портупея с ножнами, в них покоился основной аргумент пронтона, к которому он прибегал, если дубинка не помогала, – короткий, но чрезвычайно отточенный меч. За спиной, прикрепленная к нагруднику двумя медными кольцами, развевалась ярко-красная длинная накидка, служащая плащом, укрывая хозяина как от дождя, так и от яркого солнца, а также с успехом заменяющая одеяло во время глубокого сна, а ярко-красного цвета она, я так подозреваю, для того чтобы на ней не было видно пятен крови избитых задержанных. Опять же очень удобно, да и стирать реже. Голову венчал надраенный до блеска медный шлем с острым набалдашником-штырем и забралом, закрывающим только глаза, а сейчас откинутым наверх.

– Знаешь, Андрюш, смотрю на тебя и думаю: «Хорошо, что я не гей».

– Ты к чему это?

– Да так, ни к чему. Просто мысли вслух. Кстати, милейший, а что у вас с головой?

Я постучал пальцем по шлему, раздался характерный глухой звук, примерно такой же ты слышишь, когда стучишь по пустой кастрюле.

– Ты чего, Олег, это же защитный шлем. Не видишь, что ли?

– А на хрена вы его надели, уважаемый?

– Так положено, он защищает голову, – принялся разъяснять мне Андрюха, как полному несмышленышу, прописные истины.

Я еще раз постучал пальцем по шлему. Опять тот же пустой звук.

– Андрюш, слышишь? – он, закатив глаза, сосредоточенно прислушался.

– Что?

– Ничего, вакуум, – подытожил я. – Там защищать, собственно, нечего, там под ним совершенно пусто. Поэтому объясни еще раз: для чего ты его надел перед завтраком?

– Дык для скорейшего воплощения в образ, – развел руками Андрей.

– Понятно, но будь осторожен, дорогой друг, не перевоплотись окончательно, а то помнишь как в известных присказках: «Как надену я фуражку, стану я глупей барашка». Или вот еще: «Как надену портупею, все тупею и тупею».

– Не беспокойся, Олег, это не про меня, я буду как Дикий.

– Это что еще за фрукт?

– Ну, мент такой, Александр Диченко, из сериала «Дикий». Правильный, честный и неподкупный, давал пиз…лей всем уркам.

Я посмотрел на него с сожалением.

– Уверяю тебя, Андрюш, таких ментов не бывает. Неподкупность и честность – вещи абсолютно несовместимые применительно к блюстителям правопорядка. Видимо, ты в свое время до одури насмотрелся фантастических и явно низкопробных сериалов про полицию и принял все, что там показывают, за чистую монету. Короче, стал жертвой научной фантастики.

– Ну, не все же такие?

Хорошо. Я тебе отвечу. Вот простой пример: ты когда-нибудь дэпээсника, не берущего взятку, видел?

Нет, – печально пожал Андрей плечами.

– И я нет. Прикинь. А ведь дэпээсники – далеко не элита полиции, и их умственные способности строго ограничены на уровне рефлексов. Они рассчитаны только на то, чтобы вовремя выставить жезл, тормозя нарушителя, и протянуть руку за денежкой, что уж говорить о тех ментах, которые специальные полицейские вузы позаканчивали и имеют уже в запасе, в отличие от дэпээсников, кое-какие зачатки интеллекта, правда, в начальной, зародышевой его стадии. Несведущие люди думают, что все эти полицейские вузы и академии существуют для того, чтобы выпускать оттуда многочисленную армию борцов с криминалом, а поступают туда люди сплошь убежденные, с жизненными принципами служить и защищать. А я просто уверен, что все это полная хрень и открыты эти институты правопорядка для того, чтобы было кому обслуживать интересы власть предержащих и защищать их от простых порядочных сограждан, если те вдруг надумают права качать. Надо же их как-то держать в полном повиновении, чтобы пожизненно с колен не вставали. И поступают в эти академии люди действительно с принципами, но их жизненный принцип – это полная беспринципность. Это, как правило, убогие, подлые, жадные до денег и до хоть какой-нибудь власти никчемные людишки. Первый и главный урок, который преподают будущим законникам в таких институтах, – это не как бороться с криминалом, защищая обывателей, а как любить и уважать высокопоставленного сановника, как правильно и с какой стороны лучше к тому подобраться, чтобы поудобней лизнуть того в зад. А вторая обязательная дисциплина в этих, с позволения сказать, учебных заведениях – как вымогать взятку с терпилы. Вот и вся наука. Неужели ты серьезно думаешь, Андрюш, что вся эта орава полицейских, которая, кстати, выпускается каждый год из спецвузов на просторы нашей страны, при желании не могла бы разобраться с криминалом и снизить все правонарушения до нуля, задушить и похоронить преступность? Да запросто, как два пальца об асфальт. Просто нет у них ни такой установки, ни такого желания. Им это не нужно. Намного проще и легче иметь возможность ловить рыбку в мутной водице. Я не знаю, как у тебя в твоем родном городе, а у меня, там, где я жил, наркотой торговали открыто, у всех на глазах, чуть ли не через киоски «Союзпечать», причем все точки, где можно затариться герычем и более легкими его заменителями в опт и в розницу, знали наперечет не только все наркоши, но и любой добропорядочный гражданин. Это как с памятником Ленина: «Извините, милейший, вы не знаете, где он находится?» – «Конечно, знаю, идем покажу», – и вот какая интересная штука: высокопоставленные чиновники с высоких трибун с горящими от праведного гнева глазами строго и со всей ответственностью заявляли, что так дальше продолжаться не может и не будет. Преступности дадим бой. Менты с этих же высоких трибун, также с глубоким пафосом в голосе,