— Савва, что находится на другом берегу? — спросил я.

— В районе Старой Ладоги? Село Чернавино там, дорога еще есть. Разбитая, но ее чистят. Ниже еще одна деревушка, а выше, в сторону Ладожского озера, урочище. Там никто не живет.

— Значит, если перейти по льду и оказаться в Чернавино, то можно сесть на автомобиль и добраться до Зеленой пустыни?

Парень призадумался, но согласно кивнул.

— Ага, ваше сиятельство. Только большого прока в том нет. Дорога-то идет вдоль болота. Его огибать придется. И все равно выедешь на ту дорогу, к которой сейчас едем мы.

— Но чтобы скрыться или сбить нас с толку, так вполне можно сделать, — задумчиво сказала София. — Бабушка… ну зачем же она так?

— Наверняка потому, что в ином случае ей бы не разрешили сделать то, что она задумала, — мрачно ответил я.

Последние пятнадцать километров дороги к монастырю представляли собой голый лёд, за исключением нескольких участков. Хорошо, что количество проезжающих там машин стремилось к нулю.

— Савва, расскажи, пожалуйста, про это место.

— В Зеленой Пустыни… непросто. Я сам туда трудником хотел, да не выдержал. Слишком уж там сурово. Монахи строгие, еды мало. Зверье дикое хозяйничает, но настоящий хозяин там — болото.

Парень дернул плечами, словно его пробил озноб.

— Страшное место? — спросила София.

Парень поежился и неопределенно повел плечами.

— Любое болото — место неприятное, моя госпожа. А Зеленые мхи — не просто неприятное. Оно страшное. Людей много погубило. И до сих пор наказывает.

София подалась вперед.

— За что наказывает?

— Это еще с нашествия шведов началось, а может и вовсе раньше бывало, кто ж сейчас скажет… Монастырь тогда уже был, деревянный вроде бы. Слухи ходили, что один из бояр спрятал там золото. Очень много золота. Шведы о том как-то прознали и разорили монастырь. Но золота не нашли — монахи унесли на болота и спрятали там. Шведы от злости всех перебили и монастырь сожгли.

— И золото не нашли, так?

— Никто его с тех пор не нашел, госпожа. Шведы пошли в болото искать клад — всех болото забрало. Потом другие приходили — и они пропали. И так столетиями. Кто приходит на то болото и если хочет нажиться — не возвращается оттуда. А монастырь с тех пор отстроили, каменные стены возвели, но место все помнит. Тяжело там. Наши, то есть местные, его не любят. Не знаю, почему матушка игуменья решила вас туда отправить…

— Болото действительно большое, — подал голос Елинский. — Второе по величине в губернии. По площади почти как весь Петербург. И действительно считается опасным.

София моргнула.

— Но мы же едем туда зимой. Раз Волхов замерз, то наверняка и на болоте тоже все промерзло…

Савва нервно усмехнулся.

— А люди-то все равно пропадают. Даже зимой…

— И зачем тогда в такой глуши монастырь строить…

— А сам монастырь? — спросил я. — Большой?

— Условия там спартанские, — продолжил Савва. — Электричества нет, все по старинке. Монахи молчат, даже на вопросы почти не отвечают. В храме темно, свечи только да лампады… Страшно, знаете ли. Еще и зверье из леса постоянно приходит. Волки, медведи… Один раз видел, как лось прямо во двор вышел, но никто его не прогнал. Как будто монахи с ним ладили…

— Ладили? — София склонила голову набок.

— Ну, он ушел сам, а они даже не удивились, — Савва пожал плечами. — Да и вообще… Местные, кто туда ходил, говорят, что монастырь сам по себе не как все. Он старый, очень старый, давно уже не перестраивался. Каменные стены, узкие проходы. И даже иконы в нем какие-то… другие. Темные, древние, не такие, как у нас. Говорят, есть там одна…

— Какая? — Алексей напрягся, улавливая в голосе Саввы странные нотки.

— Точно не знаю, — ответил парень. — Ее даже не всем показывают. Только если отец Серафим разрешит, а он мало с кем говорит. Но кто видел, говорят, глаза у нее живые. Смотришь на нее — а она будто отвечает тебе взглядом. И говорит с тобой…

Наступила тишина. София нахмурилась, но ничего не сказала, а майор Елинский лишь крепче сжал руль, глядя вперед.

— А этот Серафим — настоятель? — Спросил я.

— Нет, простой монах. Но, как я слышал, ему уже сто лет, а то и больше. Но вот что странно — выглядит, как бодрый семидесятилетний дед.

— Говорят, он чудотворец.

— Насчет чудес не знаю, но точно не такой, как все. — Савва замялся. — Со мной он ни разу так и не заговорил. А о нем толкуют разное. Что, дескать, словом и лечить может, и убить. И душевнобольному разум вернуть, и разумного невменяемым сделать. Потому и молчит обычно. Но вот что я вам скажу, почтенные господа… Говорят всякое, но одно я точно видел своими глазами.

— Ну же, Савва, не томите! — Взмолилась София. — Нам нужно знать все.

— От монастыря до озера Щало, что прямо в болоте, идет ручей. До этого озера иначе, как по ручьям, не добраться. Иногда, редко-редко, отец Серафим выбирает и отвозит людей на это озеро. Но когда они возвращаются, в лодке всегда на одного меньше.

София настороженно посмотрела на меня, затем на Савву.

— И что это значит?

— Никто не знает, — выдохнул парень. — И, если честно, лично я и знать не хочу…

Глава 11

Машины с трудом преодолевали последние метры сугробов, кренясь на обледенелых колеях, пока, наконец, не остановились перед мрачными стенами монастыря.

Дорога здесь заканчивалась. Лишь узкие тропинки змеились среди сугробов и вели к массивным деревянным воротам, покрытым инеем. Воздух был холодным и неподвижным, но где-то вдали уже слышался свист ветра, предвещающий надвигающуюся непогоду.

Я вышел первым, следом за мной выбрались София, Елинский и Савва. Гвардейцы из других автомобилей тоже покинули машины, переговариваясь между собой и осматривая окрестности с подозрением.

— Да уж… — Изо рта Елинского вырвалось облачко пара. — И правда, не самое приятное место.

— Хорошее место пустынью не назовут, — отозвался Савва.

Монастырь возвышался