позиции доминирования Лондона над всем Островом, не нравились подобные заявления. Видать, Маккормик так насолил королю и аристократам, что было решено его ликвидировать. Взрывчатку в машину политика заложил ни кто иной, как Эндрю Шепард. Маккормик погиб. Майе Роуч тогда исполнилось восемь лет, и она никак не могла знать, кто был виновником гибели дядюшки. Но клановая разведка каким-то образом узнала имя исполнителя и вышла на след Шепарда. Дважды ликвидатор уходил от пули, а потом пропал на просторах Европы. Майя поклялась, что уничтожит его, хотя в клане хватало храбрых мужчин, которые гонялись за ним несколько лет, и вряд ли бы позволили девушке рисковать жизнью. Тем не менее, Майя пошла по оригинальному пути. Она вышла замуж за какого-то мелкого ливерпульского торговца чаем, сменила фамилию, стала Роуч. Было ей тогда семнадцать лет. Через год поступила в Военную Академию в Лондоне, произвела впечатление на руководство своими успехами в учёбе. Ну, а дальше ей оставалось только поддерживать свою репутацию хитрой, беспринципной и жестокой суки. Как ни странно, план Майи сработал. Она стала агентом, несколько лет провела в Африке. С Шепардом встречалась несколько раз в Лондоне и убедилась, что это именно он убил Кейдена Маккормика. Но никогда её не ставили с ним в группу из-за принципиального нежелания самого Шепарда работать с женщинами. Последний раз начальство решительно заявило, что Роуч поступает в его распоряжение, и Шепарду пришлось согласиться. Как он на допросе сказал, интуиция прямо вопила, что «девка его угробит».
— А как же девушку взяли на службу, зная, что она из клана Маккормиков? — Владислав с интересом слушал графа, не заметив, как опустошил стакан с минералкой.
— Шотландцы заранее подготовили легенду для девушки. Замуж она выходила под фамилией Смит. У папы собственная лавка по пошиву спецодежды для рыбаков, мама — домохозяйка. Полагаю, её проверяли очень тщательно, и раз она поступила на службу, легенда сработала великолепно.
— Выходит, Роуч — наш союзник? — выдал парадоксальную мысль цесаревич.
— Мы над этим работаем, — скупо улыбнулся Возницын. — Самуил Петрович тоже хочет присоединиться к нашему проекту.
— Она по праву должна быть моя, — проворчал Житин. — Перевербуем и отправим обратно к островитянам.
— Когда мы с ней закончим, дорогой Самуил Петрович, я с большой радостью отдам девушку вам, — пообещал граф.
Житин приподнял рюмку с коньяком, салютуя такому решению.
— А что с той девушкой, которая работала на «Опус Деи»? — Константин Михайлович, успевший опустошить свою рюмку, поглядел на Житина. — С ней что решили?
Глава разведки и контрразведки неопределённо пожал плечами:
— В плане оперативной работы так себе сотрудник. Для «медовой ловушки» ещё годится, но в остальном есть риск провала. Зачем такой красивой женщине заниматься грязным делом? Я с Его Величеством и Его Высочеством князем Михаилом Михайловичем уже беседовал на эту тему. Раз уж между ней и полковником Аржевским завязался крепкий роман, пусть будут счастливы. Катаржи сейчас здесь, в Петербурге, ухаживает за своим ненаглядным. Сам же сотрудник уже подал прошение об отставке
— Отпустите, Самуил Петрович?
— Он очень сильно «засветился», — зыркнул на безмятежно развалившегося в кресле графа Возницына. — Англичане уже знают его подноготную, и в оперативной работе использовать Аржевского нельзя. А держать такого сотрудника в кабинете — дело пустое. Полковник признался, что хочет поступить на службу к барону Назарову. Думаю, я подпишу приказ об его отставке.
— Правильно, Самуил Петрович, — император прикурил потухшую сигару. — Никита Анатольевич собирает команду профессионалов, умеющую выполнять любое задание. Может так случиться, что придётся обращаться к нему за выполнением деликатных поручений. Аржевский там будет на своём месте. Ну и в остальном… — он неопределённо повёл рукой по воздуху, но все поняли, что государь рассчитывает на осведомителя. — Спасибо, господа, за проделанную работу. Пусть и не без огрехов, но мы справились. Все участники будут награждены соответственно своему вкладу в общее дело. И напоследок… Первого августа я сделаю заявление о своём отречении от престола в пользу цесаревича Владислава Александровича, моего сына. Манифест о признании его императором всероссийским уже готов.
В кабинете повисло тягостное молчание. Все находившиеся здесь в той или иной степени знали о готовящейся рокировке на престоле, но до сих пор надеялись, что Александр Михайлович изменит своё мнение. Ведь государь ещё достаточно долго мог править Россией, но в силу каких-то обстоятельств сам решился на такой шаг. Может быть, это и правильно. Цесаревич молод, амбициозен, готов рисковать и внедрять новые методы управления, закосневшие из-за клановых предпочтений. Молодая аристократия тяготеет к изменениям, пока только ради своих интересов, но тем не менее…
— Всего доброго, господа, — Александр прикрыл глаза, давая понять, что хочет остаться в одиночестве. И сидел так до тех пор, пока никого в кабинете не осталось.
«Гнездо». Албазин, август 2017 года
Выступление императора Александра было анонсировано на двенадцать часов дня первого августа как по телевидению и всем радиостанциям России, так и по глобальной Информационной Сети. Нетрудно представить, какой ажиотаж творился в мировых СМИ, обвинявших русских в шантаже и дешёвом спектакле, разыгранном в Ливадии; другие всерьёз рассуждали, что огромный восточный сосед, раскинувшийся на два континента, что-то замышляет, чуть ли не войной хочет пойти на Европу. Другие им пеняли в отсутствии элементарной логики и в популизме. Евроазиатский котёл бурлил ровно с того дня, как Император Всероссийский Александр Михайлович объявился живым и здоровым вместе с цесаревичем. И пена от этого варева выхлёстывала такая, что страшно становилось читать прессу, чтобы не сойти с ума от различных теорий заговора.
В «Гнезде» этого часа ждали с нетерпением. Никита с жёнами уже знал, о чём пойдёт речь, но остальные обитатели особняка даже не догадывались, что колесо истории соскочило с наезженной колеи на новую дорогу. Ещё там, в Ливадии. Потрясения были впереди, и каждый их ощутит в полной мере. Так думал Никита, сидя в окружении своих жён. Рядом напряжённо замерли Яна с Ромкой, дед Фрол и ведун Николас примостились в креслах, показывая невероятную выдержку. На их веку это уже был третий император из Рода Меньшиковых, и они готовились узнать имя четвёртого. Правда, об этом старики тоже не знали, но догадывались, чем пахнет подобное выступление, исходя из собственного жизненного опыта.
Помимо них возле огромной телевизионной панели расположились Ильяс, Антон, чопорная Любовь Семёновна, управляющий поместьем господин Груздев и даже кухарки. Все остальные, кроме нёсших дежурство, находились в общежитии боевого крыла.
