Утянув ремнями резко похудевшие рюкзаки, я удовлетворенно кивнул — вот с таким негабаритным грузом за спиной можно было спокойно и прыгать, и бегать, и драться.

Потом срезал со своего рукава клок ткани со следами крови и запечатал в пакет. Был ли это всадник или десятник, большого значения не имело. Главное — это образец ДНК кого-то из местных. Во второй пакет положил пару монет из связки, которую нашел у побежденного Скаха. Осмотревшись по сторонам, пошел искать какую-нибудь приличную трещину, чтобы отковырять пару кусочком бетона. Мне было интересно, похож ли он по составу на наш и какой у него возраст.

И когда я, наконец, отковырял пару подходящих обломков и принялся укладывать их в герметичный пакет, до моего слуха донесся какой-то отдаленный шум, будто где-то в глубине прохода появились люди.

Много людей.

Они разговаривали в голос и чем-то позвякивали.

Мы все переглянулись.

Женька с Егором медленно приподнялись со своих мест, напряженно вслушиваясь в доносившиеся звуки вместе со мной.

Вот только раздавались они вовсе не из тоннеля, откуда мы только что пришли, а как будто совершенно с другой стороны, не удаляясь и не приближаясь.

И слышали мы его явно не через каменно-древесный фильтр завалов.

Схватив фонарь, я начал осматривать стены. Не бегло, а в буквально смысле ощупывая каждую тень и каждый угол.

Егор сразу понял мою мысль и тоже принялся изучать галерею с другой стороны, стараясь как можно меньше шуметь. Следом за ним увязалась Женька.

И минуты через три они оба одновременно выдохнули:

— Есть!

Оставив поиски, я поспешил к ним.

В тени от колонны, прямо после ниши с держателями прятался пролом, за которым открывался узкий земляной коридор. С его потолка тонкой паутиной свисали клочья белесых корней. Они слегка шевелились от легкого дыхания сквозняка, отчего казались неприятно живыми.

Из этого коридора и доносились звуки бойкого человеческого общения, ничуть не похожие на стон похороненных заживо.

А значит, где-то там скорее всего должен быть выход на поверхность.

— Больше ни звука, даже дышим шепотом, — предупредил я своих.

И первым полез в пролом.

Коридор был настолько узким, что идти можно было только один за другим. Корни противно и легонько, как привидения, касались волос и лезли в лицо.

А голоса становились все громче, пока наконец я не начал разбирать слова.

— Вот этого к выходу переставь! — басил кто-то, позвякивая металлом.

— Ты чем слушаешь? Я сказал не этого, а вон того! — возразил ему глухой низкий голос.

— Так тот вроде как недозрелый еще?

— А ты крышку открой и посмотри!..

Подземелье сделало плавный поворот, и впереди забрезжил оранжевый свет.

Еще десяток шагов — и я, осторожно прильнув к земляной стене, подполз к краю.

И увидел большой земляной зал с деревянной дверью, в круглое окошко которой виднелся дневной свет. Посреди зала находились трое: два молодых воина и один старикан, одетый в красный балахон.

Я даже дыхание затаил, как будто радостное дыхание могло звучать как-то особенно громко.

Наконец-то мы добрались!..

Затылком я ощутил облегченный выдох Егора. Они с Женькой тоже добрались, и теперь осторожно выглядывали из-за моей спины, чтобы разглядеть все как следует. И, судя по всему, самое главное они точно увидели.

И тут мой взгляд с заветной двери упал на зал внизу, потому что смотрел я на него с высоты примерно двух метров.

Под потолком на подвесах горели большие масляные фонари. А вдоль стен в ряд были выставлены вертикально длинные узкие ящики, похожие на гробы. На крышке каждого красно-сине-белой краской был нарисован силуэт человека в белых одеждах и круглыми красными глазами без зрачков. И на каждом таком гробу, или, скорее, саркофаге висела цепь с замком.

Старик протянул одному из воинов связку ключей, и тот подошел к гробу в углу, звякнув цепью, открыл замок и отодвинул крышку…

Мать честная.

В саркофаге, обмотанный белыми пеленами, лежал или, вернее, стоял мужчина лет тридцати. На гладко выбритом черепе и на лбу виднелись синие гематомы. Одну половину лица перекосило ему перекосило, как это бывает после инсульта. Из ушей на напряженную шею с раздутыми венами сочилась сукровица.

Вместо одного глаза у него была пустая глазница. А на месте второго, разодрав верхнее веко, блестел и переливался большой яркий кристалл. Красный с темными прожилками.

Свет упал на него, и кристалл вдруг… шевельнулся.

И погрузился глубже в глазницу.

Его носитель сипло вскрикнул сорванным голосом.

От омерзения у меня к горлу подкатил комок.

Ошибиться было невозможно.

В какой-то момент даже показалось, что око Минервы, которое я бережно хранил во внутреннем кармане куртки, вдруг тоже зашевелилось.

— Ну и чего ты стоишь? Давай, закрывай крышку, — недовольно проворчал старик. — Видишь, что не умнее жреца-смотрителя? Не созрел еще! Говорю же, вон того бери, — указал он рукой на другой ящик.

Воин проворчал, громыхнул крышкой, обмотал ящик цепью и снова запер. Потом подошел к указанному саркофагу и открыл его.

Внутри лежало нечто уродливое.

Трудно было даже предположить, кем этот человек был, мужчиной или женщиной, потому что все его лицо раздуло, как от пчелиного укуса. Черты лица утонули в подушках щек, весь череп и половина лица были черно-лиловыми.

А на месте единственного глаза сверкало огромное око Минервы, вокруг которого копошилось что-то живое, будто черви.

Твою мать.

Я ведь уже видел нечто подобное!..

— Другое дело, — самодовольно проговорил жрец.

Тут громыхнула дверь, и в зал вошли еще двое воинов.

— Ну что, какой из них последний? — спросил один из них.

— Этот, — басисто ответил воин, торопливо закрывая крышку.

И саркофаг унесли из зала, хлопнув дверью.

— Ну вот, — со вздохом проговорил басистый. — А мы опять весь праздник просидим здесь. Как жаждущие на берегу реки.

— Не для тебя эта река, — проскрипел старик. — Твой долг — охранять сокровище, а не использовать его. Так что отдай ключи.

— На! — швырнул воин связку жрецу.

— Угомонись, Нотх! — впервые подал голос второй воин. Присел на табуретку и подвинул ее к деревянный срубу, выполнявшему функцию стола. — Давай лучше сыграем…

Я обернулся на своих. Не говоря ни слова, пальцем указал сначала на Егора, потом на молодого вояку. Тот кивнул. Потом определил старика в противники Женьке. Себе взял неразговорчивого.

Бесшумно вытащив нож, я первым спрыгнул вниз.

Вояки среагировали сразу. Вскочив на ноги, выхватили мечи — но слишком медленно для меня.

Подскочив к молчуну, я всадил ему нож в горло — щедро, по самую рукоять.

Потом обернулся к клиенту Егора…

И