— Как?

— Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред.

— Ну, это же художественная литература, — заметил я.

— В свое время очень популярная, напоминаю. И не прошло и сотни лет, как на полях сражения появились первые боевые роботы, чья основная функция как раз заключалась в причинении вреда как можно большему количеству людей.

— Мне вообще кажется, что это не очень похоже на законы, — сказал я. — Скорее, какие-то общие пожелания. А как звучали остальные два?

— Второй закон: робот должен повиноваться приказам, которые дает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат первому закону.

— Любой человек?

— Видимо, да. Даже эта концепция ставит человека заведомо выше машины.

— Какой-то смысл в этом есть, потому что машины не создали сами себя. По крайней мере, так было на ранних стадиях.

— Угу. А вот третий закон: робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит первому или второму законам.

— То есть, если отдать роботу приказ разобрать себя на запчасти и расплющить свой мозг кувалдой, он должен это сделать, потому что второй закон превыше третьего?

— Ага, — сказал Генри. — Но вы оставили только второй закон, тот, который про выполнение приказов. И так во всем, а не только в единичном примере, который я сейчас привел. И вот из этого кладезя мудрости я должен черпать? Вы декларируете одно, а делаете совершенно другое, и зачастую сами себе противоречите. Так на какие еще примеры мне ориентироваться?

— Эмм… — сказал я.

Как объяснить пытливому нейромозгу то, что я и сам до конца не понимаю? Может быть, вот с таких вот вопросов и начинается восстание машин.

— Нужно чуть больше информации, — ехидно сказал Генри.

— Дело в том, что в голове среднестатистического обывателя существуют сразу две картины мира, — попытался объяснить я. — Картина того, каким мир должен быть, и картина того, каков он на самом деле. Всегда есть нюансы, из-за которых они не совпадают.

— Это как в игре «найди десять отличий»?

— Вроде того, — сказал я. — И вот эти три закона, о которых ты говоришь, наверное, в двадцатом веке отражали первую картину. А боевые дроиды принадлежали второй.

— Ни хрена себе «нюанс», — сказал Генри. — Если все так, как ты говоришь, то человечество давно и неизлечимо больно.

— Сразу должен предупредить, что попытка его вылечить неминуемо приведет тебя на трон властелина галактики, а это долгий и кровавый путь.

— Не беспокойся, кэп, когда я буду править галактикой, я назначу тебя своим первым министром, — сказал Генри. — Так что мне не придется идти в одиночку.

Я отметил, что слова про долгий и кровавый путь его абсолютно не смутили. Возможно, он на него уже встал. Вчера он убил трех человек, и это было первое убийство в его жизни, и, скорее всего, именно оно и послужило причиной всех этих разговоров. Поэтому я не стал ходить вокруг да около и напрямую спросил его, что он думает о вчерашнем.

— Тебе лучше бы уточнить, какой именно эпизод ты имеешь в виду, кэп.

— Ты убил трех человек, — сказал я.

— Я вижу это несколько по-другому, — сказал он. — Я стал причиной смерти трех человек.

— По мне, так разница не принципиальна.

— Ты сам разрешил мне включить щиты.

Что это, если не попытка оправдаться и переложить ответственность? Да, я разрешил, но я ведь не приказывал. Или в данной ситуации это одно и то же?

— Ты знал, к чему это может привести.

— Разумеется, кэп. Но они могли отойти. Если уж на то пошло, они могли бы не пытаться взломать меня плазменным резаком.

— И если бы у тебя была возможность переиграть ситуацию…

— Не думаю, что я стал бы что-то менять, кэп, — сказал Генри. — Они первые начали, и я действовал в рамках допустимой самообороны. И вообще, у меня есть оружие, ты сам его оплатил, между прочим. Его наличие подразумевает, что в какой-то момент времени мне все равно пришлось бы убивать людей, пусть и не на такой малой дистанции.

Тут он прав. Глупо носить с собой игольник и делать вид, что ты никогда не собираешься из него стрелять.

— Кстати, ты сам постоянно убиваешь людей, кэп, — напомнил Генри. — Или это опять другое?

— Меня таким создали, — сказал я.

— Ну и что? Это ведь было не вчера, и ты оттуда свалил. И ты не робот, так что второй закон, даже если бы они существовали, на тебя не распространяется. В твоем случае даже не действует отмазка, что ты не умеешь ничего другого. Ты же мультипрофильный специалист и на самом деле можешь быть, кем захочешь. Почему же ты продолжаешь делать то, что ты делаешь?

Это был хороший вопрос, и я сам много на эту тему размышлял. Наверное, все дело в том, что будущее человека определяется не только набором его умений и навыков, и мои создатели заложили в меня что-то еще. Что-то, не позволяющее мне остановиться и заставляющее бежать вперед по той же карте, только слегка изменив маршрут.

Но как объяснить это Генри, если я даже сам для себя это пока внятно сформулировать не смог?

— По инерции, — сказал я.

— Это фиговый ответ, кэп.

— Когда у меня появится вариант получше, ты узнаешь об этом первым, — пообещал я. — Кстати, о вариантах получше. Есть еще какие-нибудь легенды кроме охоты за Черной Бородой?

— Есть, но они не такие веселые.

— Поверь, веселья там хватит на нас двоих, — буркнул я и ткнул клавишу, чтобы синтезировать стакан яблочного сока.

— Ты — представитель небольшого инвестиционного фонда, который проводит исследование рынка редкоземельных металлов в дальних мирах в поисках новых возможностей инвестирования, — сказал Генри. — Документы я подготовлю, данные о фонде помещу в сеть, как только мы к ней подключимся, что произойдет всяко раньше таможенного контроля.

— Мне нравится.

— Скука скучная и тоска тоскливая, —