Мы выбежали из кухни, а затем и из столовки, остановились за углом.

— Фух, — выдохнул Сеня. — Пронесло!

Он сделал ещё два очень тихих шага и заглянул в кухонное окно, тут же присвистнув.

— Чего там?

— Матушка, похоже, здорово злая.

Я заглянуть через окно не мог при всем желании — роста не хватало.

Сеня перевел взгляд на меня.

— Это все ты со своим апельсином виноват, — обиженно заявил он. — Не знаю, где мама теперь будет брать сухофрукты для компота.

Допустим, что не я перевернул кастрюлю и не я бросал апельсиновую шкурку прямо на пол. Но Сеня прав, если бы я его не подбил, то ничего бы и не было. А за свои поступки всегда надо отвечать. В конце концов, кто из нас взрослый мужик — я или он?

— Газве, — прокартавил я, забыв вытащить капу. — Тьфу. Говорю, разве у твоей мамки нет запасов в кладовой?

— Нет… — вздохнул Сеня и погрустнел ещё больше. — Как думаешь, ее теперь уволят?

Уволить не уволят, но если сухофруктов больше нет, то вышло вдвойне нехорошо. Выходит, я из-за своей капы подставил женщину. Что ж, раз накосячил, то надо исправлять. Не сегодня, правда, сегодня и так дел выше крыши. А вот завтра можно подумать на этот счет.

— Когда ей компот нужен? Не в курсе? — уточнил я, засовывая капу в карман.

— Сегодня на обед был уже компот, теперь, наверное, завтра, в смысле, на обед, — Сеня пожал плечами.

Ну раз на завтра, то у меня еще есть время выкрутиться.

— Давай так, бандит. Я что нибудь придумаю.

— Да что ты придумаешь?.. — Толстяк махнул рукой.

Теперь я пожал плечами:

— Запомни, безвыходных ситуаций не бывает.

— Так Мюнхаузен говорил, но он был большой врун…

— Я не барон и я не врун. Не ной. Что-нибудь придумаю…

На этом разошлись. Удрученный Сеня развернулся и зашагал прочь. У меня было расписание, и просто так шарахаться по лагерю нельзя. Не исключаю, что Тамара уже обнаружила мое отсутствие, хотя прошло-то всего минут десять.

Я двинулся к беседкам. Беседок было несколько, все крытые, с длинными деревянными скамьями и такими же длинными столиками. В каждой беседке помещался один отряд. Все отряды, кроме легкоатлетов, были на своих местах. Нас же, как самый большой отряд, Тамара только рассаживала. Так что я вовремя.

— Так, семь, восемь, — она считала воспитанников по головам. — А где наш Михаил?

— Вот он, — сообщил я из-за спины старшей пионервожатой.

Тамара резво развернулась и поймала меня взглядом:

— Садись давай!

Я присел, снова оказавшись рядом со Шмелем. Похоже, он меня ждал. Стоило мне присесть, как Дима затараторил.

— Короче, сказал пацанам, что ты вечером нам страшную историю расскажешь.

— С чего бы вдруг? — я спешно пристраивал капу в карман, чтобы не выпала, и немного отвлёкся.

На столе лежали вырванные из тетради листки в клетку и карандаши. Некоторые уже вовсю строчили письма родителям.

— Ну так ты ежа-матерщинника видел! А Васек, — Шмель кивнул на пухлого паренька в конце стола, тот, высунув язык, старательно выводил каракули, — сказал, что однажды вызывал пиковую даму. Прикинь!

— Ясно. Разберемся. Тебе что сказано? Писать? Так вот пиши, — я похлопал по листку бумаги ладонью. — Как день прошёл, да что на обед давали.

Шмель начал писать, а я посмотрел на свой лист. Я-то писать никому не собирался. Что писать? Как я приехал? Может, в следующий раз и напишу… Хотя тут дело такое, я знать не знаю, какой у Миши почерк. Что если он будет другой?

Поразмыслив, я остался сидеть, не притрагиваясь к листку.

— Тамара Ипполитовна, а можно в туалет?

Руку поднял паренек, сидевший слева от Шмеля.

— Потерпеть не можешь? — поморщившись, выдала она.

— Неа.

— Давай, одна нога там, другая здесь.

Паренек выбежал из беседки и вприпрыжку, походкой кузнечика, припустил в сторону туалета. Ребята закончили свои письма, сложили в конверты, запечатали, облизав клейкую полоску, и Тамара принялась их собирать. Я так и остался сидеть. Во-первых, нечего давать, передо мной пустой лист. А во-вторых, даже если бы и было, куда письмо посылать? На деревню дедушке? Своего адреса я не знал.

— Михаил! — окликнула меня Тамара. — Чего спишь? Письмо давай!

— Я…

Я не успел придумать оправдание, почему не написал письма, как старшая пионервожатая схватила письмо Васьки, оказавшееся рядом.

— Ладно, сделаем скидку на то, что ты сегодня болен, — сказала она. — Я сама подпишу конверт и отправлю.

— Вообще-то…

Я хотел сказать, что мне и отправлять нечего, но Тамара не дала договорить.

— Вообще-то у нас сейчас игра в городки! Если ты собираешься играть, а я по глазам вижу, что собираешься, то давай догоняй ребят. Ждать никто не будет!

И она, сунув лист в конверт, облизала клейкую полосу и сунула «мое» письмо за пазуху. Ну ничего, почитает мама письмо Васька… все равно сразу будет понятно, что отправитель адресом ошибся. В общем, не буду заморачиваться. А в городки — с удовольствием сыграю. Сто лет не играл.

Глава 12

Этот — в гольф. Тот повержен бриджем.

Царь просаживал в «дурачки»…

…Под распарившимся Парижем

Ленин

режется

в городки!

Старые добрые «городки». Игру я хорошо помнил со времён собственного детства. И правила у нее, как помнилось, были довольно просты и универсальны. С определенного расстояния следовало попасть палкой-дрыном по заранее сложенным фигурам. Эти фигурки, расположенные в небольших очерченных квадратах, и были теми самыми «городками», ровно как из мультфильма «Ну, погоди!».

Сегодня все фигуры оказались заранее сложены чей-то заботливой рукой, поэтому нам оставалось лишь получить биты — довольно внушительные палки, размером чуть ли не с черенок лопаты.

— Аккуратнее бросаем, за линии не переходите, — давала наставления старшая пионервожатая.

Я взял свою биту, повертел в руках — тяжёлая штука, и правда дрын. Такой если попадешь мимо городка, то мало не покажется. Зашибить можно. Лева со своими корешками, кстати, явно думали примерно о том же. По крайней мере, взяв свою биту, он принялся