– Такое не прощают! – зло произнёс Свим.

– Не забывай, нам надо дойти! – мяукнул К”ньец.

На его предупреждение Свим, не поворачивая головы, ответил кратким:

– Прикрой! – и, вытащив свой громадный меч, ринулся в гущу драки.

Камрат с благодарностью посмотрел на его порыв.

– …есть честный бой, и есть бой нечестный. В нечестном бою нет победителей, но лишь трусливые подонки!

Сколько себя помнил Камрат, так ему выговаривала бабка Калея и неизменно добавляла, отводя глаза:

– Но если это ядовитое создание, без чести или ума, то против него любой бой – честный, лишь бы была возможность избавить землю от этой нечисти!

Потому-то решение Свима вклиниться в нечестный бой пришлось по душе Камрату. Тут бы и бабка Калея одобрила его порыв.

Свим вломился в толпу и стал теснить её перед собой. К”ньец, вздыбив шерсть, шёл почти вплотную за ним и защищал его спину. Казалось, ещё несколько взмахов отточенного мелеронового клинка и зычных восклицаний Свима, как выродки бросятся кто куда подальше.

Время шло, но такого не происходило.

Шок от неожиданного нападения невесть откуда взявшегося человека, выветрился у выродков очень скоро, а спустя несколько минтов положение спутников Камрата стало и вовсе незавидным.

Противников было слишком много, чтобы можно было ещё надеяться на их отступление или рассеяние. В какой-то момент Камрату показалось или оно так и было – все они, позабыв о торне, ополчились против его друзей.

Он смотрел и прекрасно разбирался в происходящем с высоким профессионализмом, полученным натаскиванием хапрой, объяснениями бабки и на собственном опыте ведения боя с той же бабкой. Он оценивал быстротечно возникавшие ситуации и точно предвидел возможные перестановка действующих персонажей. Он сразу отметил неоправданное увлечение Свима, во что бы то ни стало пробиться к торну. Оттого дурб всё больше увязал в смыкающейся со всех сторон массе выродков. Камрат видел: пройдёт немного времени и озверевшая, в буквальном смысле, банда выродков, убьёт вначале К”ньеца, а затем нападёт на незащищенную спину Свима и покончит с ним, как бы тот ни пытался отбиваться.

Пока что Свим напирал, от его быстрого меча уже пострадали многие. Визжа и тряся отрубленной до середины предплечья лапиной, из группы яростно рубящихся существ вывалился выродок-переросток из барсуков. Следом из-под ног показалось растоптанное тело другого выродка. Узнать его родословную уже было практически невозможно.

Получив неожиданную помощь, торн на время расслабился, он уже не столько нападал и ранил противников, сколько искусно изворачивался от ударов их оружия. При этом рубящий удар мало причинял торну беспокойства: потому, что у него прочность кожи превосходила кожу разумных, и потому, что мелерон требовал особой заточки, которую в банде не было возможности производить. Выродки по сути дела орудовали затупившимися мечами и кинжалами, так что торну мог грозить лишь колющий выпад, да и то нанесённый с большой силой, вот этого он и избегал, уклоняясь от направленных в него лезвий.

Пользуясь передышкой, подаренной Свимом, он жадно переключил все свои рецепторы на впитывание энергии угасающего за деревьями солнца. На него, наверное, и напали как раз к вечеру, выбрав момент, когда ещё не появилась Луна с её мощным энергопотоком, а солнце уже не могло так быстро обеспечить его энергией, как в полдень. И напали явно неожиданно. Торн не был готов к схватке. Он находился в обычном оптимальном режиме жизнедеятельности своего существа, но этого мало для противостояния такому количеству наседающих на него убийц. Опоздай Свим, и торн вскоре смог бы только вяло парировать удары, а чуть позже и совсем превратиться в легкую добычу или жертву нападения.

Со свойственной торнам целесообразностью, он рассудил правильно: пока напавший на его врагов в силе, а враги в растерянности, у него появился реальный шанс налиться новой мощью. Вокруг его головы и плеч всё ярче разгоралась огненно-красная – боевая аура, сигнализирующая о значительном накоплении энергии.

– Берегись торна! – раздался предостерегающий выклик из вне сражающихся.

Камрат посмотрел в направлении, откуда прозвучала команда, и увидел три человеческие фигуры, скрытые за редкой завесой ветвей куста. Они наблюдали за боем. Мечи их висели на поясах, руки скрещены на груди. В свалку они, по всей видимости, не собирались ввязываться.

Как ни был Камрат захвачен картиной резни, он подумал о людях: вот истинные виновники нападения на торна и неподчинения выродков Свиму. Подумал и на время забыл о них – люди пока что не участвовали в драке, и мало что зависело от них. Тем не менее, картина схватки перед ним быстро изменилась. Выродки услышали подсказку, да и сами, наверное, уже сообразили, что к чему, и часть их вновь переключилась на торна. Помедли они немного и им никогда бы не удалось его взять.

Торн ещё некоторое время полавировал, оттягивая момент вступления в рубку, однако к нему обратили свои личины и оружие не менее полудюжины вояк банды.

К”ньец получил сильным пинок в бок, мяукнул и отлетел далеко от спины Свима. Напавший на него хопперсукс – волкомед, громадный и с виду неповоротливый, с уверенностью валуна, катящегося с не очень крутого склона, направился добивать поверженного.

Свим услышал призыв товарища. Он энергично провел перед собой мечом по дуге, обезопасив себя на мгновение, и резко обернулся. Его меч, по-настоящему отточенный, проделал сложную эволюцию из горизонтального полёта в вертикальный и начисто срезал выступающее вперед рыло личины волкомеда. Ослепший и умирающий хопперсукс без разбора заколотил вокруг себя увесистой дубинкой, служившей ему оружием, и быстро очистил пространство вокруг Свима и упавшего К”ньеца.

Наконец дубина вывалилась из мощных волосатых рук хопперсукса и он замертво упал, едва не придавив К”ньеца.

Камрат впервые видел подлинное сражение, а не те, что проигрывал в своих размышлениях, постигая науку от бабки. Здесь осуществлялся самый настоящий замах меча, который разил настоящего противника во плоти и лилась и брызгала правдивая кровь, стоял нечленораздельный гвалт и… не было слышно наставлений бабки Калеи – что и как действовать.

Стоило ему только вспомнить о бабке, и весь вид боя смутил его и потерял привлекательность. Он был неправильным: и по исполнению, и по содержанию. Здесь ни у кого не было должным образом поставленных ног и расположения рук, а выполнение приёмов нападения и отражения ударов было не то, что несовершенными, но дикими по трате сил и психической энергии.