– Чушь собачья. Мои Избранные были без сознания, когда вы свалились с неба. Нас было всего шестеро, а вас где-то двадцать, если не больше.

– Семеро, – поправляет Ори, откидывая длинные черные волосы с лица. Пошатываясь, он встает на ноги.

Семеро? Ах да, он имеет в виду Вона. Я не говорю этого вслух, но Вон, по сути, бессознательная марионетка, которая не может поднять руку, чтобы защитить себя самостоятельно, не говоря уже о том, чтобы напасть на них.

– Они не понесли потерь, и боевые действия прекратились, когда Сурин отметила некоторых из них как Избранных, – заявляет Ори, отряхиваясь.

Он не замечает убийственного взгляда, который девица бросает на него, пытаясь предостеречь.

– Что? – вскрикивает Сориэл и поворачивается к дочери, требуя объяснений.

Вид у нее бледный. Похоже, она побаивается своего папеньки. А вообще, откуда в ней столько спеси? Нас она считает грязью, тогда как ее собственный отец – ламия, пусть и Избранный.

– Я жду ответа, – говорит Сориэл.

– Я не знаю… Я хотела перерезать одному из них горло. Но как только я коснулась его, все вспыхнуло. Я не могла контролировать это… – Она замолкает и отводит взгляд от отца, словно ей стыдно. – Как думаешь, Векун сможет стереть…

Мистер Жуткие Глаза – кажется, его зовут Таув – шипит и смотрит на Сурин, словно она сказала что-то ужасное.

– Ты так легко предашь то, чем владеешь? – припечатывает он ее.

Ответить ей не дает стон Финеллы. Мы все наблюдаем за женщиной, как за змеей, которая в любую секунду нападает и укусит.

– Обсудим это позже, – рычит Сориэл. – Но метки Избранных все меняют.

Он снова поворачивается ко мне.

– Если хочешь жить, девочка, тогда, думаю, тебе стоит не поднимать головы и не говорить, до тех пор пока тебя не спросят.

Инструкция застает меня врасплох, и я смотрю на парней, спрашивая взглядом, стоит ли воспринимать это всерьез. Бастьен и Сабин одновременно пожимают плечами.

Перевожу взгляд на Сориэла, и что-то в его облике заставляет меня чуть ли не в реверансе присесть. Моя душа восстает против такого унижения, но я только что ударила пчелиную матку этого улья по заднице, так что, возможно, небольшое притворство поможет нам все исправить.

В воздухе нарастает беспокойство, и у меня мурашки бегут по коже. Такое чувство, что все боятся вздохнуть, не говоря уже о том, чтобы рот раскрыть.

– Что все это значит? – раздается женский голос, который звучит далеко не так пронзительно, как я ожидала, исходя из того, как она выглядит.

Борюсь с желанием поднять голову, чтобы увидеть выражение ее лица, но не делаю этого.

– Неожиданный поворот событий с нашими гостями, – невозмутимо отвечает Таув.

– Неожиданный поворот? Я так и предположила, исходя из того, что их головы все еще на плечах после нападения на вашего Суверена.

Звучит почти кокетливо, но слышу в ее словах укол.

– Эта девушка рождена Светом, все остальные – Избранные, – сообщает Сориэл с таким видом, будто все это наскучило ему до чертиков.

– Почему меня должно волновать, что некая дворняжка захотела потявкать? Посмотрите, в каком состоянии находятся наши люди, – и все это из-за вспышки ее гнева.

Борюсь с собой, чтобы не сжать кулаки в гневе. Долбаная сука.

– Да, Финелла, твои взгляды ясны, но, тем не менее, согласно Изначальному Закону, она – рожденная Светом. И не все Избранные принадлежат ей. Похоже, нескольких из них отметила Сурин.

– Ты лжешь, – рычит экзальтированная Мадам, и я изо всех сил стараюсь не поднять глаза, чтобы понять, какого хрена здесь происходит.

– Это правда, увы. Мой Свет отреагировал, и его нельзя было остановить, – виновато произносит Сурин.

– Тогда тебя придется очистить, – холодно заявляет Финелла, и я слышу несколько удивленных вздохов.

То есть нормально, когда она хочет зарезать нас. Но стоит пригрозить малышке Сурин, так кто-то готов возмутиться!

– У тебя нет жалости к собственной крови? – спрашивает Сориэл, а Таув ровным голосом добавляет: – Может, ты и Предводительница Отмеченных, но у тебя нет такой власти. Необходимо созвать независимый Трибунал, ибо только он может вынести решение о смерти рожденного в Тиерите, и ты это знаешь. Нельзя отступать от Изначального Закона. Ты же помнишь Изначальный Закон, разве нет? Ты поклялась соблюдать его после вступления в должность. Также Трибунал может рассмотреть дела пришельцев.

Я хочу дать пять Тауву. Вздуй эту высокомерную сучку, Мистер Жуткие Глаза.

В зале воцарилась тишина, все замерли, ожидая, что за этим последует.

– Хорошо. Созови Трибунал, – цедит Финелла. От злобы в ее голосе у меня волосы на руках встают дыбом. – Уверена, они посмотрят на это так же, как и я. А до суда уберите эту грязь с моих глаз! Если они хотя бы посмотрят в мою сторону, Изначальный Закон их не спасет, – ставит точку Мадам, и я слышу скрежет отодвигаемого трона.

Сердитые шаги по мере приближения к двери становятся все тише и тише. Меня переполняют беспокойство и обида. Я снова ловлю себя на том, что хочу либо убежать из этого места, либо сжечь тут все дотла. Что, черт возьми, не так с этими людьми?

Я выпрямляюсь. Хватит уже пресмыкаться. Сориэл что-то шепчет своей дочери, она кивает, и он притягивает ее в объятия. Мне не хочется наблюдать за тем, что меня не касается, и я отворачиваюсь. Перевожу взгляд на Таува, и мы оба молчим, не желая нарушать тишину.

– Трибунал соберется завтра, – наконец говорит Таув. – Они рассмотрят ваше дело и решат вашу судьбу. А пока что вы гости и будете под защитой. Сурин покажет вам ваши комнаты. Вы можете свободно перемещаться по дворцу за исключением Королевского крыла. И как и любому жителю Тиерита, вам запрещено покидать город. Все ясно? – спрашивает он, его взгляд отрывается от меня и скользит по ребятам. Приняв наше молчание за согласие, он встает с трона и, не взглянув больше ни на кого, выходит через ту же боковую дверь, через которую вошел.

Сориэл еще раз обнимает Сурин и отходит от нее.

– Тебе стоит отдохнуть. Поговорим завтра, – говорит он ей. Мгновение колеблется, словно хочет сказать что-то еще, но решает промолчать.

Сурин смотрит ему вслед, пока он не исчезает за дверью. Потом она свирепо смотрит на Эноха, и он выдерживает ее взгляд. Я ожидаю каких-то мерзких слов, которые наверняка вертятся у нее на языке, и даже готова промолчать, потому что потом она