Об эпизоде с "бравыми мужчинами" не стоило бы рассказывать, если бы он не привёл к далеко идущим последствиям. Я-то всего-навсего планировала совершить доброе дело и попутно навести справки. Если и найдутся в мире сплетников люди более осведомлённые, чем скучающие старухи, цирюльники, придворные дамы и содержатели харчевен, то это, вне всяких сомнений, профессиональные шлюхи и муниципальные служащие (особенно начальство городской стражи).

Но, видимо, тот неведомый гений, который изрёк: "Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным", - отлично изучил предмет, о котором высказался.

В итоге всё так и вышло.

В управе Южного сектора нас встретили не шибко ласково. Так оно всегда бывает: сначала стражники тебя не слушают, потом слушают, но не понимают, потом понимают, но неправильно, и так продолжается до тех пор, пока не объявится кто-нибудь из вменяемого начальства. Хотя вменяемое начальство в городской страже - подвид редкостный, можно сказать, вымирающий. Но всё-таки даже городская стража порой нуждается в людях, способных не только пить пиво, брать взятки да дрючить подчинённых, но также (подумать страшно!) решать проблемы.

Не то чтобы умеющие решать проблемы не пили пива, не брали взяток и не дрючили подчинённых, но... проклятье! Похоже, одно лишь воспоминание о тёплом дружеском общении с обитателями крыла правопорядка управы Южного сектора Шинтордана отупляет не хуже, чем крепкий удар палкой по затылку. Достаточно вспомнить словесный частокол, который я только что нагородила, и можно смело ставить окончательный диагноз.

В общем, вменяемым начальником, к моему безмерному изумлению, оказался Гамбит. Мой старый знакомый, которого я бы даже в самом гротескном кошмаре не смогла представить лейтенантом городской стражи.

Ну да. В кошмаре не смогла бы, точно. А в жизни - пришлось.

Когда восьмёрка "бравых мужчин" отправилась по назначению, то есть в следственные камеры, толпа насторожённо зыркающих стражников рассосалась, а мы с Клином зашли в персональный кабинет Гамбита (персональный кабинет! у Гамбита-то! с ума сойти...), хозяин первым делом набулькал в три стакана чего-то слабоалкогольного, подмигнул моему ученику и выдал:

- Не робей, парень. Игла, она баба хорошая, надёжная. И спину прикроет, и фронт не сдаст, и раненого не бросит. Бывал я с ней в одном деле, знаю. Только вот при этом она ещё бледненькая, чёрненькая и страшненькая! Не мой тип, так что хватай, пока уценка!

- Гамбит!

- Ах да. Ты ведь уже выросла, так что я не совсем прав. Теперь ты совсем бледная, очень чёрная и очень страшная!

- А ты, Гамбит, просто вочеловеченная язва прямой кишки. Поверишь ли, Клин: именно этот тип был первым, кто добровольно предложил мне свой шихем! Хуже того: я согласилась!

- Ещё скажи, что ты об этом жалела.

- Не скажу. Хотя шихем, говоря по совести, был заварен так себе. Однако могу признаться честно: не менее семидесяти трёх раз у меня возникало жгучее желание отловить тебя, привязать мордой к дубу, спиной к белому свету, а потом пинать, пока у тебя копчик не отвалится!

- Копчик? Ха-ха! У меня? Три ха-ха! Нога пинка давать устанет!

- Ещё бы: по твоей-то во всех смыслах закалённой заднице!

Клин слушал этот жизнерадостный трёп и, похоже, медленно съезжал с ума. Такой он меня ещё не видел... впрочем, такой меня видели только и исключительно те, кто имел несчастье наблюдать мои с Гамбитом диалоги.

Почему несчастье? Да потому, что на счастье это явно не потянет...

- А что это вы оба налитое не пьёте? Халяву надо хватать за жабры сразу, пока не выветрилась! Или ждёте, когда вам выдадут другую награду?

- Ну...

- Берите эту, потому как с другой с некоторых пор имеются... сложности.

- Ну и прах с ней, - сказала я искренне, беря стакан. - За встречу, что ли?

- За неё, голубушку. И за извилистость судьбы. Будь ещё и она прямолинейной, я бы сдох.

- Врёшь! Заплесневел и высох, но не более того.

- Плесневеть и сохнуть мне хочется не больше, чем сдохнуть. Перспективе сдохнуть я бы, пожалуй, больше радовался. У меня была бы надежда на тебя, Игла! Ты ведь воскресила бы меня, если что, не правда ли?

- Правда-правда. А потом упокоила в особо извращённой форме - ме-е-едле-енно! - и снова воскресила... всякое истинное удовольствие должно быть долгим!

Гамбит снова ухмыльнулся. Вернее, чуть расширил вечную свою ухмылку, чтобы показать: мол, услышал и заценил. С виду был он шкет шкетом: тощий, мелкий, ростом даже пониже меня, одетый вечно в какое-нибудь раритетное драньё частично с чужого плеча и самых неожиданных расцветок. Только парные ножи-"крылышки" были неизменным элементом его экстерьера, да ещё "счастливая" серая шляпа с грустно поникшими полями. На моей памяти Гамбит не снимал её ни на улице, ни в помещении, и даже перед сном просто сдвигал её с затылка на лицо.

А ещё Гамбит был баснословно удачливым вором из тех, про которых все отлично знают, что он вор, но никогда ничего не могут доказать. А ещё он закончил с отличием факультет истории и права Большого Зи-Нанского университета. А ещё на его пальце красовалось кольцо члена Содружества Посоха и Пыли - только не медное, как у меня, а железное. А ещё про него рассказывали анекдоты даже те, кто никогда не видел в глаза ни одного из его немногочисленных друзей и почти бесчисленных знакомых.

И вот теперь Гамбит - лейтенант. Городской стражи. В Шинтордане.

Нет, мир точно сошёл с ума!

- Я знаю, дорогуша, - сказал этот фантастический персонаж, уменьшая свою ухмылку до минимума, - что мы с тобой можем пикироваться часами. И это доставит нам обоим море удовольствия. Но иногда надо быть и серьёзными. Что ты делаешь в моём городе?

Вот так. "Моём городе" - ни больше, ни меньше. Размах у него не детский...

- Пока ещё ничего. Прислушиваюсь, принюхиваюсь... улицы вот от паразитов чищу.

- Улицы. Ага. Значит, на данный момент ты свободна, как комар в полёте?

- Не совсем так, Гамбит, но вроде того. Это плохо?

- Это хорошо. Потому что я действительно бывал с тобой в деле и не думаю, что за эти годы ты стала плести заклятья хуже. А?

- Я тоже думаю, что сейчас я делаю это заметно лучше, чем в былые дни. Формально у меня уже вторая ступень, но это формально... впрочем, о своих достижениях умолчу, а то ты, не приведи боги, скорчишь скептическую рожу и обзовёшь меня врушей.

- Только