А Лесана заметила промелькнувшую в её взгляде грусть. Так мать смотрит на своё повзрослевшее дитя: с любовью, гордостью и тоской, понимая, что не удержишь уже рядом, придётся отпустить рано или поздно, хотя сердце противится.

– Спасибо, птаха, – с улыбкой ответил Фебр и больше ничего не добавил.

Лесане вдруг стало тепло на душе. Будто это ей он улыбался, будто с ней не решался говорить.

– Ты ведь придёшь ко мне? – Клёна посмотрела на подругу. – Придёшь нынче?

– Приду. – Обережница кивнула и добавила: – Я тебе гостинцев привезла.

Девушка почему-то засмущалась, порозовела и заторопилась.

– Я пойду, а то меня Матрела в кузню отрядила, ножи наточенные забрать.

Лесана улыбнулась.

– Иди, иди.

Клёна ушла слишком поспешно, словно сбежала.

А обережница повернулась к Фебру. Он старательно не глядел в сторону ушедшей, будто дал себе какой-то глупый зарок.

Лесана порылась в висящем на поясе кошеле и вытянула на свет подарок бродского сереброкузнеца Стогнева. Тронула Фебра за плечо, а когда он перевёл на неё взгляд, вложила кольцо ему в ладонь, улыбнулась и сказала:

– Держи силок на птичку.

Ратоборец смотрел удивлённо, ибо по-прежнему не понимал того, что для Лесаны стало очевидно.

– Она очень хорошая. Не обижай её.

Фебр горько усмехнулся.

– Она-то хорошая. Я теперь не шибко хорош. – Он указал взглядом на пустую штанину. – Я обидел её, Лесана. Сильно обидел. Когда ещё ходил на двух ногах.

Обережница покачала головой. Она поняла, что он хотел сказать: обидел девку, когда был полон сил и хорош собой, а нынче, став немощным калекой…

– Так не обижай сызнова, – ответила она на это. – Уйми гордость-то. Отдай кольцо.

Фебр с сомнением покосился на украшение. А Лесана сызнова прижалась затылком к его плечу.

– Ты её не любишь? Или себя? – наконец спросила она.

– Себя.

Девушка улыбнулась и поднялась со скамьи.

– Что она в тебе, дураке таком, нашла? Вот бы понять. Ладно, пойду хоть помоюсь с дороги. А ты думай, думай… Да не о себе. О ней думай.

Фебр улыбнулся в ответ. И на этот раз в его улыбке не было прежней грусти.

– Как сильно ты изменилась, – сызнова сказал он.

Лесана вздохнула.

– А вот наставник и… сопутчик прежний в один голос твердили, что я живу и не умнею.

Ратоборец покачал головой.

– Это они любя.

Девушка усмехнулась.

– Ну да. Особенно второй. Кольцо не потеряй.

Сказала и ушла.

И на душе было легко-легко.

* * *

По чести говоря, Люту крупно повезло. Собственно, отсутствие дара у него щедро окупалось редкостной удачливостью. Во всяком случае, дураки именно так и считали. Лют дураком не был и цену своей удаче знал. Там, где осенённый мог отбиться одним лишь даром, ему приходилось смекать и исхитряться.

Стая Серого, особенно ближняя, приняла недавнего полонянина сперва настороженно, а потом брезгливо. Но обвинить Люта им было не в чем, потому оборотни лишь глумливо ухмылялись. Как же! С его-то гордыней да попасться девке, а потом повсюду таскаться за ней на поводке, ещё и травлю псами терпеть…

Один из переярков нарочито брезгливо фыркнул, когда Лют проходил мимо.

Оборотень замер. Медленно повернулся на звук. Из полумрака на него насмешливо смотрели жёлтые звериные глаза. Лют шагнул вперёд, наклонился и, узнав молодшего из осенённых ближней стаи, спросил:

– В носу свербит, чадо?

Тот в ответ зевнул во всю пасть, показав чёрное нёбо и розовый язык.

– Перекидывайся, – приказал Лют.

В стае его положение было выше, чем у этого переярка. Лют хоть и не осенённый, но вожак. С вожаком, ежели не имеешь видов на его место, приходилось считаться. Этому юнцу становиться вожаком стаи Люта было пока не по зубам, да и без надобности. Таким припадочным милее по лесу носиться, людей жрать да волчиц драть. Но ежели Мара не вернётся, обязательно сыщется тот, кто захочет помериться с Лютом силой. А значит, нельзя выказывать слабость. Слабый гибнет первым. Надо тянуть время и ждать возвращения сестры.

Переярок встряхнулся, перекидываясь, и поднялся с каменного пола пещеры. Парнем он оказался долговязым, на полголовы выше Люта, нескладным, узким в кости, мосластым.

– Иди спроси вожака, подтверждает ли он моё право тебя убить? – ровным голосом сказал Лют. – Ты осенённый, но выказываешь неуважение. За это полагается схватка.

Парень испуганно стрельнул глазами в сторону дружков. Те растерянно переглядывались, понимая, что товарищу, как ни крути, нагорит.

Дурной нрав Люта знали все. Он был не самым сильным в стае, а не так давно ещё и охромел, но сумасбродства в нём хватало на двоих. Драться он умел и любил.

Его противник понимал, что ежели идти испрашивать разрешения на сшибку, то вожак обязательно полюбопытствует, с чего всё началось. А когда узнает, Лют будет в своём праве. Значит, зачинщику не разрешат использовать дар. А без дара он супротивника одолеет вряд ли: тот хоть и колченогий, но крепче, хитрее и старше.

И вот ведь досада: Серый глаза на оскорбление не закроет. Допусти он в стае неправду, остальные начнут роптать…

Вперёд выступил парень чуть постарше и примирительно вскинул руки.

– Он не хотел тебя обидеть. Просто…

Волколаки сызнова переглянулись, подыскивая сколь-нибудь толковую причину.

– А по-моему, хотел, – сказал Лют. – И очень старался.

Он уловил какое-то движение за спиной и даже подобрался для схватки, но учуял троих из своей стаи: Тала, Живу и Надея. Те стали позади, молчаливо поддерживая вожака.

– Нет! – Мосластый тут же оживился, сообразив наконец, что, ежели и одолеет противника, потом всё одно перехватит от Серого. – Прости. Задурил.

Лют внимательно поглядел на него и сказал:

– Считай, в долгу.

– В долгу, – кивнул тот.

На том и разошлись. Драться Люту не хотелось. Плечо ему хоть и поправили, но всё одно рубец дёргало, словно нарыв. Не скоро ещё заживёт. Ежели бы этот щуплый недоумок вспомнил про рану, то понял бы, что одержать верх в схватке ему по силам. Но он не вспомнил.

Тал покачал головой, спросил:

– Зачем тебе такой должник? От него проку, как от лишая на заднице.

– Пригодится, – ответил Лют, пожав плечами, и добавил: – Он осенённый.

Все вместе они двинулись вглубь пещеры. Лют знал: за ним теперь глядят. Наблюдают, слушают. И хотя его рассказ подтверждали видоки, вожак ещё не скоро ослабит призор. Опять же Мара…

Нужно подумать.

Серый скоро уведёт ближнюю стаю охотиться. Перед походом на гать осенённым нужно набраться сил и лютости. Требуется лишь выждать.

Как же рану дёргает!

Лют перекинулся, ибо в зверином обличье страдание переносить было легче, и улёгся на мелкое крошево камней, прижался горящей