безопасности и лучшей жизни, провозгласив создание государства Великая Артания, где все будет не по старине, а по новому Покону*. Потом мне прошлось пройти через мир, где только-только начиналось вторжение Батыевой орды на русские земли. Горели селения, свистели стрелы, с немузыкальным лязгом скрещивались мечи и сабли. И снова мне надо было вести священную тотальную войну против кровожадных иноземных находников**. Мое войско, собравшись в кулак, било монгольские тумены по очереди, не оставляя на поле боя выживших. И вот когда дело было сделано и все немытые узкоглазые грабители и насильники упокоились в безымянных могилах, я занялся политикой, сколотив из русских княжеств зачаток будущей Русской империи. Потом был мир Смутного Времени, где мне пришлось распутывать интригу с Лжедмитрием и успокаивать мятущиеся умы, жаждущие природного царя. Там я попутно смахнул с карты разбойничье Крымское ханство и пополнил свое войско бывшими галерными рабами, готовыми идти за своим освободителем хоть на штурм Врат Ада. Потом я немного «порешал вопросы» в мире тысяча семьсот тридцатого года, предотвратив наступление «бабьего века», после чего меня бросило на окровавленное Бородинское поле. Потом была Крымская война и оборона Севастополя, где моя армия от души врезала господам коалиционерам, чтобы те не пытались более никогда ходить с войной на Россию. Далее у меня был великий и ужасный двадцатый век, где мне пришлось пройти через миры русско-японской, первой мировой, гражданской и Великой Отечественной войн, предотвращать убийство Сталина в пятьдесят третьем году, расшевеливать Застой в семьдесят шестом и вправлять мозги совершенно обезумевшим коммунистическим вождям-диадохам у вас в восемьдесят пятом. Как вы сами понимаете, знакомства на этом пути у меня образовались самые разнообразные, от византийского полководца Велизария, который командует в моем войске армией, до Маркса, Энгельса, двух товарищей Лениных, трех Николаев Вторых и восьми воплощений товарищей Сталиных из разных миров.
Примечания авторов:
* «Покон» (старославянское) — свод законов и правил, что должны исполняться в обществе.
** Находники — участники набега.
— Да уж, — сказал Лев Гумилев, — сведения невероятные, но они не противоречат тому, что я о вас уже знаю. Могу сказать, что в таком разрезе вы просто находка для историка. Кстати, мы уже пришли. Поскольку вы еще в самом начале наотрез отказались вот так на ногах сообщить, зачем я вам понадобился, прошу посетить мою скромную семейную обитель. Только уж не обессудьте, комната старого ученого в коммуналке, это отнюдь не Бахчисарайский дворец крымского хана.
6 июня 1985 года, вечер, Ленинград, Центральный район, улица Большая Московская, дом 4, квартира 9 (коммунальная), комната Льва Николаевича и Наталии Викторовны Гумилевых
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи
Поскольку отпирал Лев Николаевич дверь своим ключом, то никто из соседей не выглянул поинтересоваться — кого это там принесла нелегкая. А может все дело в лежащих на нас с Коброй маскирующих заклинаниях, которые делали нас неинтересными для разной праздношатающейся публики и привлекали внимание только одного человека. Жили Лев Николаевич с супругой просто, даже можно сказать бедно, единственное богатство это книги на стеллажах до потолка. И ведь все это научная литература по истории, географии и искусствоведению*, а не какие-нибудь беллетристические романы. Впрочем, ничего другого я увидеть и не ожидал.
Примечание авторов: * Наталья Гумилева по профессии художник-иллюстратор и искусствовед.
Пока мы оглядывались, Лев Гумилев снял шляпу и сказал:
— Наталинька, у нас гости!
А то супруга и не видит, что хозяин дома вернулся с работы не один, а в компании.
— Ой, — всплеснула руками женщина, — а к чаю-то у меня почти ничего и нет.
— Так, без паники, — сказал я. — Скатерти-самобранки или полевого синтезатора «Мидас» мы с собой не носим, но к чаю кое-что придумать можно.
С этими словами я открыл портал на кухню своего дома в Шантильи, где сестренки, отодвинув в сторону черных кухарок, у пышущей жаром плиты стряпали что-то сдобное. Пахло ванилью, корицей и свежей выпечкой. По мере оттаивания души прорезалась в них этакая страсть к приятным домашним хлопотам. Ну и желание угостить нас с Елизаветой Дмитриевной чем-нибудь вкусненьким, а потом слушать похвалы, млея как кошки, которым чешут за ушком, тоже присутствует. И кстати, кошка тоже там, трется у ног худышки Грейс и громко мурлычет, требуя свою долю на этом празднике жизни.
— Сестрицы, здравствуйте… — позвал я.
Девочки обернулись на голос и дружно заулыбались, а Шарлин еще и всплеснула руками.
— О, брат Сергий и сестра наша Кобра, — сказала она, — вы как раз вовремя. Пироги уже почти поспели…
— Извини, сестрица Шарлин, — ответил я, — но прямо сейчас мы прийти не можем. Тут у нас есть еще один важный разговор с хорошими людьми. Однако у меня есть одна просьба. Не могли бы вы собрать все, что нужно для чаепития, примерно так на четырех человек?
— Один момент, брат Сергий, сейчас соберем, — ответила Шарлин. — А потом обязательно приходи к нам вместе с хорошими людьми. У нас за чаем с пирогами разговаривать можно ничуть не хуже, чем в любом другом месте.
— Обязательно приду, если конечно хорошие люди примут мое приглашение, — сказал я. — А пока не обижайтесь, ведь вы же знаете, как я вас люблю.
— Да, мы это знаем, брат, — произнесла Шарлин, — и тоже тебя очень любим. Слаще твоей похвалы для нас нет ничего на свете.
Тем временем, пока мы так разговаривали, Линда Грейс и Эйприл поставили на поднос вазочки с вареньем, вчерашним домашним печеньем и льдистым желтоватым колотым сахаром, положили коробку шоколадных конфет из местной Франции и две пачки чайных пакетиков, черных и красных. Кстати, такая роскошь водится не только у меня в доме, но
