телефон на тумбочку и ещё с минуту лежал, глядя в потолок. Голова по-прежнему была тяжёлая, но внутри уже начинало ворочаться то самое чувство — спокойного дня мне сегодня всё равно не видать. 
* * *
 Я набрал Бульдога, его рабочий номер.
 — Сметанин слушает, — отозвался он, как всегда сухо, но на этот раз в голосе сквозила хотя бы какая-то оживлённость.
 — Привет, Аркадий Львович, это я, Максим Сергеевич.
 — О! — будто даже обрадовался он. — Ну ты даёшь… Вот устроил заварушку, а? Ладно, что всё разрешилось. Так, Максим Сергеевич, нам с вами нужно срочно увидеться и переговорить. Я снял розыск, так что теперь официально ты чист, больше не подозреваемый.
 Мы с ним ещё в его машине перешли на «ты» — правда, вынужденно, по крайней мере, с его стороны, так что теперь он немного путался.
 — Да, я в курсе, — ответил я.
 — Тогда давайте так: надо встретиться, но не в моём кабинете.
 — Почему не в кабинете? — спросил я.
 — Не по телефону. Короче, у вас тут есть кафе на углу Ленина и Карла Маркса, знаешь? Оно там одно, не ошибиться. Через час сможешь быть? Дело серьёзное.
 — Смогу.
 — Если что, могу за тобой заехать.
 — Нет, не надо. Сам доберусь, я на колёсах, — сказал я, хотя про себя отметил, что колёс у меня, по сути, сейчас и нет, но это Бульдогу знать ни к чему.
 — Ну ладно. Тогда через час там.
 Перед встречей я сделал пару звонков, уладив свои дела. Ровно через час такси высадило меня на перекрёстке Ленина и Карла Маркса. Кафешка была из тех, что помнили ещё девяностые: старая вывеска «Мангал и угли», облупившаяся краска, запах жареного мяса, который въелся в стены, и несколько пластиковых растений в горшках для вида. Надо думать, московский следак не хотел светиться в более парадных местах.
 Внутри было пусто. За стойкой дежурила администратор — молоденькая, но уже с тем усталым взглядом, каким смотрят люди, пересидевшие лишнюю смену.
 — Добрый день, у вас заказано? — вежливо спросила она, хотя и так было видно, что зал пуст.
 — Нет, я не бронировал. Меня ожидают.
 — А кто именно?
 — Мужчина, на бульдога похож.
 Она слегка нахмурилась, будто сверялась в памяти, потом глянула через зал и кивнула:
 — А, понятно. Проходите.
 Я подошёл к столику у окна, где уже сидел Сметанин. На его лице была совсем не та мрачная физия, к которой я привык. Он улыбнулся, поднявшись навстречу, пожал руку:
 — Садись. Тут отличные стейки рибай, рекомендую.
 — Рибай… — поморщился я. — Это что за зверь такой?
 — Хе… Это мраморная говядина.
 — Да хоть гранитная, только я как-то больше по свинине на шампуре. Тут, я так понимаю, с этим напряг.
 Честно сказать, судя по экстерьеру, я надеялся на что-то более свойское.
 — Да ты попробуй, — махнул он рукой. — Я угощаю. Всё-таки виноват перед тобой, давай хоть проставлюсь.
 — Легко отделаться хочешь, — хмыкнул я. — Такая «простава» несерьезная… С тебя по-взрослому: сауна, шашлыки из свиной шеи и девки.
 — Губа у тебя не дура, — усмехнулся он. — Ладно, как освобожусь, организую.
 — Да шучу я, — отмахнулся я. — Я не привередливый. Давай, тащи свой рибай, посмотрим, что за зверь.
 — И… пятьдесят грамм к нему, — подмигнул он.
 — Ну, только если пятьдесят, — ответил я, тоже улыбнувшись.
 Может, и не помешает чуть-чуть «подлечиться». Но — без фанатизма. День ещё только начинался, и впереди, я чувствовал, будет много всего.
 Стейк оказался действительно на удивление хорош — сочный, с лёгкой корочкой, розовый на срезе, пахнущий дымком. Я отрезал кусок, пока жевал, обвёл взглядом пустой зал и, положив вилку, спросил:
 — А к чему такая конспирация? Почему не у тебя в кабинете?
 Бульдог пригубил кофе, откинулся на спинку стула.
 — Пойми, Макс… тот мент, ксиву которого ты мне передал, действительно оказался московским опером. Не подделка. Всё настоящее. И тут, как я понял, ниточки тянутся в Москву.
 — Ну и что дальше? — нахмурился я.
 — Что дальше… Я обвинение и подозрения с тебя снял, но ты пока не высовывайся. Пускай все думают, что ты в тени, ничего не копаешь, никуда не лезешь. И возвращение твоё мы официально нигде не афишировали. Я по своим каналам проверю всё, что можно.
 — Так я бы мог помочь, — пожал я плечами.
 — Нет, Макс, подожди. Ты громко засветился, и сейчас надо действовать аккуратно. Всю цепочку вытащить наружу.
 — А что за цепочка? Кто меня хотел грохнуть? — спросил я прямо.
 Бульдог понизил голос:
 — Вот в том-то и дело, что пока непонятно. Официально я добиваю старые дела Валькова, плюс веду дело о покушении на тебя.
 — Но я ведь заяву не писал.
 — И не пиши пока. Я же говорю — работаем осторожно. И мне нужно, чтобы ты рассказал всё, что знаешь.
 — Да что я знаю? «Ниву» взорвали. Потом двое загнали меня в лес, хотели пристрелить, потом один укокошил другого. Кстати, автоматчика-то нашли?
 — Нашли. Когда мы туда приехали, он уже был мёртв.
 — Ясно. Кровью истёк?
 Я посмотрел на Сметанина очень серьезно, давая понять, что это не дежурный вопрос, и он покачал головой.
 — Нет, с простреленной головой. Кто-то добил его.
 — Это точно не я, — отрезал я.
 — Знаю, — кивнул Бульдог.
 Мы ещё немного поговорили, обсудили детали. Он, как и обещал, рассчитался за обед. Пускай платит — долг за те выкрутасы, что он против меня устроил, всё равно этим не покроешь.
 — А где твоя тачка? — спросил он, закуривая уже на улице.
 — Забарахлила. Я на такси поехал.
 — Ну, давай, подброшу.
 — Не надо, просто ещё раз вызову такси.
 — Брось, Макс, — махнул он рукой. — Садись, мне не сложно.
 Мы подошли к чёрному седану. Я пригляделся — не похоже на служебную машину.
 — Это что за зверь?
 — Взял в каршеринге. Не люблю служебные — никакого комфорта.
 — А ты, значит, к комфорту привык, да? — усмехнулся я. — Обычный следователь, а запросы…
 — Я, между прочим, следователь по особо важным делам Следственного комитета Российской Федерации, — расправил плечи Сметанин. — Это тебе не хухры-мухры.
 — Ну да,