— Зачем такая сложность, Петр Алексеевич? — не выдержал Нартов, склонившись над моей работой. Он сходу уловил суть. — Ступкой-то оно сподручнее.

— Сподручнее — еще не значит лучше, Андрей Константинович, — бросил я, не отрываясь. — Ступка ведь зерно дробит, крошит в пыль. Эти жернова его режут. В этом и вся соль.

Из обрезков дуба я быстро собрал простенький корпус, приладил рукоятку, соорудил небольшой бункер — и вот на верстаке уже стояла первая в этом мире портативная ручная кофемолка. Так-то это урод, зато функциональный урод.

Анна смотрела на меня во все глаза. Она видела, как моя одержимость совершенством распространяется с пушек на самые простые, бытовые вещи.

Теперь все было готово. Засыпав в кофемолку горсть заранее обжаренных зерен, я провернул рукоятку несколько раз. Раздалось приятное, сухое похрустывание, и в выдвижной ящичек посыпался однородный, ароматный порошок.

— А теперь — главное.

Демонстрация работы «Аннушки» превратилась в ритуал. Я залил воду в нижнюю медную колбу, установил сверху стеклянную, с фильтром и свежесмолотым кофе, после чего зажег горелку.

— Смотрите, — заговорил я тихо. — Сейчас вода внизу начнет греться. Образующийся пар создаст давление, которое вытеснит горячую, но еще не кипящую воду вверх по трубке.

По тонкой стеклянной трубке устремилась вверх струя воды. Пробившись сквозь кофейный порошок, она наполнила верхнюю колбу бурлящей, темно-коричневой жидкостью. Мастерскую окутал пьянящий аромат.

— Вода заваривает кофе при идеальной температуре, не позволяя ему перегореть. А теперь… — я снял устройство с огня. — Нижняя колба остывает, пар конденсируется, и вакуум, как невидимый насос, втянет готовый напиток обратно.

Мало кто понял что я сказал, разве что Нартов интуитивно уловил суть. На наших глазах кофейная магия свершилась. Напиток из верхней колбы устремился вниз, процеживаясь через фильтр. Вся гуща осталась наверху, а в нижней колбе теперь плескалась дымящаяся, абсолютно прозрачная жидкость рубинового цвета.

Я разлил ее в чктыре маленькие серебряные чашки.

— Прошу.

Анна осторожно взяла свою. Сделала первый, маленький глоток. И замерла. Глаза ее расширились.

— Это… — она перевела взгляд с чашки на меня и обратно. — Это не кофе.

Вкус был совершенно иным: чистый, сильный, без единой нотки горечи или кислоты, с долгим, шоколадно-ореховым послевкусием. Никакого скрипящего на зубах осадка. Откровение.

Я молчал. Этот подарок был лучше, чем просто красивая безделушка. Я подарил ей комфорт и совершенство в одной чашке. Частичку своего мира, где наука служит не войне, а простым человеческим радостям. Ее потрясенный взгляд говорил яснее всяких слов: она это поняла.

Нартов и Федька тоже распробовали. Они теперь поняли ради чего столько мучений было.

Нашей идиллии пришел конец, как только густой кофейный аромат вырвался из мастерской и донесся до Государя. Дверь содрогнулась от могучего удара и распахнулась настежь. На пороге возник Пётр, а за его спиной маячили любопытные физиономии Людовика и маркиза де Торси. Не найдя, чем еще развлечь высоких гостей, наш царь, похоже, потащил их на очередную экскурсию в свои «потешные мастерские». И угораздило же меня.

При виде нашей сцены — мы с Анной, серебряные чашки, дымящийся алхимический прибор, — Пётр застыл лишь на мгновение. А потом врубил режим «грозного самодержца» — спектакль, разыгрываемый им виртуозно.

— Это что за тайные пиршества⁈ — проревел он так, что колбы на верстаке ответили жалобным звоном. — Почему я, Император, о лучших изобретениях своего генерала узнаю последним⁈ Меня, значит, солдатской водкой поить, а себе, втихаря, нектар богов варить⁈

Ну вот, началось. Я мысленно закатил глаза. За спиной царя Людовик с интересом приподнял бровь, а де Торси едва прятал усмешку. Анна чуть зарделась, однако царский взгляд выдержала стойко.

— Не гневайся, Государь, — поднялся я, натягивая на лицо самую серьезную мину. — Проводим испытания нового напитка… На добровольцах.

Пётр фыркнул, оценив ответный ход.

— Испытания? — Он подошел к столу, бесцеремонно взял мою чашку и втянул носом аромат. — Пахнет не дурно. Ну-ка, дай отведать твоего напитка.

Сделав глоток, он застыл. Глаза его расширились. Второй глоток, уже жадный, последовал немедленно. С грохотом поставив чашку на стол, он уставился на «Аннушку». Да, первая в мире кофеварка мной названа именно так. Русская кофеварка «Аннушка».

От притворного гнева во взгляде Государя не осталось и следа — лишь незамутненный восторг.

— Это… — он повернулся ко мне. — Это как работает?

Пока я, проклиная все на свете, готовил новую порцию для монархов, на пальцах объясняя физику процесса, французы с любопытством изучали мои поделки. Петра восхищала в первую очередь механика:

— Ишь ты, само вверх, само вниз! Вот голова!

Людовик же XIV, как истинный ценитель, оценивал эстетику. Его тонкие, аристократичные пальцы скользили по полированной меди, он цокал языком, восхищаясь чистотой богемского стекла. Его взгляд оценивал изящество линий — истинный предмет роскоши.

Когда я подал им свежесваренный кофе, реакция превзошла все ожидания. Пётр пил большими глотками, крякая от удовольствия. Людовик, напротив, пригубив, застыл. Он закрыл глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри, и лишь затем сделал еще один, медленный, осмысленный глоток.

— Невероятно, — произнес он тихо. — Ни горечи. Ни осадка. Только… вкус. Маркиз, вы когда-нибудь пробовали нечто подобное?

Попробовав, де Торси медленно покачал головой. Взгляд его изменился, стал цепким. Он смотрел сквозь меня, сквозь кофеварку, и в его голове, казалось, уже щелкали невидимые счеты, переводя аромат напитка в вес на дипломатических весах.

— Мсье, — обратился он ко мне, — то, что подают в Версале, по сравнению с этим — грязная лужа. Каким образом вы добиваетесь такой чистоты?

Ох, как гордо посмотрел на меня Государь.

Пока я растолковывал про фильтр и точный температурный режим, де Торси обменялся со своим королем коротким, многозначительным взглядом. Этот напиток, сама изящная машина служили убедительным доказательством того, что русская мысль, которую они привыкли считать грубой и прямолинейной, способна порождать высочайший уровень утонченности. Это наносило сокрушительный удар по их главному стереотипу о нас.

— Смирнов! — допив свою порцию, Пётр хлопнул меня по плечу. — Требую! Мне нужна такая же. Нет, не такая. Лучше! Вдвое больше, чтобы на всю свиту хватало! С позолотой! И чтобы наверху, вместо этой пимпочки, — он ткнул пальцем в ручку на крышке верхней колбы, — был двуглавый орел! Из литого серебра! Сделаешь?

— Сделаю, Государь, — выдохнул я, потирая плечо. — Куда ж я денусь.

— Ваше Величество, — тут же вмешался де Торси, обращаясь к Людовику, но не сводя с меня глаз. — Полагаю, такой шедевр должен украсить и наш