Наклонился, подобрал с пола конфету и медленно, почти церемонно развернул обёртку. Следом протянул конфету этому товарищу.

— Съешь. Если что, сладкое заставляет мозг работать лучше, а тебе сейчас надо думать. Может, додумаешься, что так поступать нельзя?

— Пошёл ты на хрен. Отпусти, я тебя сейчас убью, — в его словах слышалась попытка скрыть страх.

— Ладно. Раз по-хорошему не хочешь — будем по-плохому.

Я начал подкручивать тиски. Трудовик сжал зубы, глаза у него метались, внутри боролись гордость и расчёт. Молчание длилось несколько секунд — этого времени было достаточно, чтобы он осознал последствия.

Трудовик ещё поупирался, похрипел и подёргался, пытаясь вырвать руки. Но я держал тиски крепко, понимая, что долго он не выдержит. Упрямство таких держится на показной браваде, а не на характере.

— Рано или поздно ты всё равно откроешь рот и скажешь «а-а». И заодно скушаешь свою же конфету. Раз она такая вкусная, пусть идёт на пользу делу.

Всё это, конечно, выглядело жёстко — со стороны, возможно, даже чересчур. Но подобные «шуточки», как позволил себе отпускать этот тип, нужно выжигать каленым железом.

— Володя, отпусти, я так…

— Что?

— Я так не…

Он не договорил — дверь мастерской распахнулась. На пороге стояли трое мальчишек из продлёнки — те самые, что торчали под дверью.

Все трое замерли, уставившись на нас, глаза сделалися как блюдца. Один из них пискнул:

— А… а что вы делаете?

— Да мы вот с товарищем трудовиком обсуждаем нормы техники безопасности. Практическое занятие.

Я улыбнулся и отпустил руки трудовика. Тот, шипя, отпрянул, глядя на свои кисти.

Пацаны переглянулись — то ли поверили, то ли решили, что лучше не лезть. Трудовик, красный от злости и унижения, молчал, потирая руки, а я медленно повернулся к ребятам:

— А вы чего стоите? Давайте, молодые, готовьтесь к уроку. Сейчас начнём.

Они послушно пошли к столу, а я покосился на трудовика.

— Видишь, как хорошо вовремя прервали. А то вдруг бы действительно сломал тебе пару пальцев — неудобно бы вышло перед детьми.

Трудовик, массируя ладони, попытался выдать привычную ухмылку, но вышло откровенно так себе.

— Я тебе так это не оставлю, — процедил он.

— Обязательно сочтёмся, — я подмигнул в ответ.

Подошёл к пацанам, которые уже сидели за партой, с нетерпением ожидая, что будет дальше. Один из них держал в руке колоду карт. Таков был наш сегодняшний «инструмент».

— Так, пацаны, — начал пояснять я, — у нас задача на сейчас простая: собираем карточный домик. Кто в курсе, как его выставлять?

— Надо посмотреть, как это делается в интернете, Владимир Петрович, — ответил один из них, уже доставая телефон.

— Ну вот и смотрите, у вас есть пару минут, чтобы разобраться и начать собирать. Когда гость зайдёт, надо, чтобы уже было на что посмотреть.

— Хорошо, Владимир Петрович, всё сделаем! — почти хором ответили пацаны и сразу включились в работу.

Телефоны замелькали в руках, включили видеоурок.

Конечно, это было не совсем то, чему обычно учат на трудах… Но это сейчас было неважно.

Трудовик стоял в стороне, прислонившись к верстаку, и с кислой миной наблюдал, как пацаны сооружают карточный домик. По лицу было видно, что происходящее ему не нравилось.

— Бред предлагаешь, — фыркнул он. — Я даже готов пятёрку поставить, что ты обосрёшься, и наш гость покрутит пальцем у виска.

— Деньги побереги, — ответил я, не оборачиваясь.

— А чё, ссышь поспорить? Или денег нет, чтобы со мной поспорить? — съязвил он.

— Деньги есть, — сказал я, выравнивая карту на верхнем уровне домика, который рос на глазах. — Просто спор должен иметь вес. Ставка должна быть существенной для обеих сторон, иначе смысла нет.

Трудовик напрягся.

— Что ты имеешь в виду?

— А то и имею, что пять тысяч для тебя не деньги. Потеряешь и не расстроишься. А спор без риска — это уже не спор.

— Хорошо, — оживился он, — давай поднимем ставки. На что спорить предлагаешь?

Я выдержал паузу, делая вид, что обдумываю.

— На музыкального лося.

— Это на что ещё?

Я едва удержался, чтобы не усмехнуться. Молодой вроде, а не знает.

— Узнаешь, — ответил я. — Посмотри в интернете.

Трудовик, хмурясь, достал телефон и начал искать в интернете, бормоча себе под нос:

— Музыкальный лось… интересно, что ещё ты выдумаешь…

Пока он возился с телефоном, я повернулся к ребятам:

— Пацаны, вы запомнили тот фокус, который я показывал?

— Да, Владимир Петрович, — ответили они почти одновременно.

— Отлично. Тогда работаем по сигналу.

Пацаны кивнули, готовые действовать.

Трудовик так и не успел открыть видео — дверь кабинета распахнулась. На пороге выросла делегация из директора, учителей и, конечно, Али — главного гвоздя сегодняшнего дня.

— А вот и наш класс труда, — объявил директор, жестом приглашая Алю войти. — Здесь мальчики познают, как становятся настоящими мужчинами.

Крайне сомнительное утверждение, если судить по субботнику, где половина не знала, с какой стороны держать кисть, а другая половина впервые взяла в руки грабли. Да и сам трудовик, если уж честно, вряд ли способен чему-то мужскому научить. Отбывает номер, и всё.

Я перевёл взгляд на трудовика. Он опустил телефон и сделал вид, что полностью готов к демонстрации.

— Так что, спорим? — шепнул я.

— Я еще не посмотрел, — так же тихо ответил трудовик, пряча телефон в карман.

— Так ты же уверен в своей победе, или нет? — я посмотрел на него с усмешкой, нарочно беря на слабо.

Трудовик вскинул подбородок.

— Да, уверен. Целиком и полностью.

— Ну тогда спорим, — я протянул ему руку.

Трудовик, не раздумывая, пожал, демонстрируя показное мужское достоинство.

— Я полагаю, что о кабинете труда и о наших успехах лучше всего расскажет наш уважаемый преподаватель! — послышался голос Лёни.

Трудовик заговорил напыщенно.

— Уроки труда — это основа воспитания настоящего мужчины. Именно здесь мальчики получают первые навыки, которые формируют характер, дисциплину и умение работать руками.

Вещал то как… заслушаешься, блин. Аля, стоявший чуть позади директора, вполголоса заметил:

— Ну да, так и есть… труд сделал из обезьяны человека.

Аля медленно прошёлся по кабинету, глядя по сторонам. Его взгляд скользил по верстакам, по висящим на стене инструментам, по