был такой упорный, надежный труженик, не хватавший звезд с неба, не сиявший разумом, зато на своем участке работы выполнявший все досконально и качественно.
Добротный инженер-конструктор, он добился попадания в секретный наукоград, что при его «пятом пункте» было непросто. Запись в графе «национальность» напрягала особистов и кадровиков — хотя, конечно, официальных запретов не было, но негласные распоряжения… Взгляд кадровика обязательно спотыкался о слово «немец» в пятом пункте анкеты, и — ну нафиг, от греха подальше! Если есть возможность заменить на русского или украинца, то лучше заменить. Крепче спать будешь.
Так вот, выходит, конструктор Леонид Бок оказался незаменим. Прорвался в «Сызрань-7». Чуть ли не в пятьдесят лет с натугой защитил кандидатскую. То есть, в том возрасте, когда ведущие ученые давно уже доктора, член-корры, академики… Получил медаль «За трудовое отличие». Потом медаль «Ветеран труда». А потом помер. И теперь жил в бесконечных воспоминаниях Зинаиды Родионовны.
— Я здесь! — сдавленно отозвался я, ворочаясь под раковиной и безуспешно пытаясь освободиться. Зацепился, блин! Не отцепишься.
— Что с вами, Максим? — ужаснулась хозяйка, входя в кухню.
Воспитанная старушка разговаривала с нами строго на «вы».
— Решил проверить, — глухо отозвался я. — Показалось, что мойка протекает.
— Ах, как это неприятно! И вы сейчас рубашку порвете… Погодите, я вам помогу.
И она убрала зацеп — складку футболки, которую задел кронштейн раковины.
— Спасибо, — я выбрался и распрямился. — А насчет протечки не волнуйтесь. Все нормально. Показалось! Я проверил тщательно. Не течет.
— Ах, слава Богу! — Зинаида Родионовна всплеснула руками. — А я уж было испугалась… Конечно, когда Леонид Робертович был жив, ничего подобного и представить было нельзя! Он все проверял и перепроверял заранее, всю домашнюю технику, представляете?
— Конечно. Решал проблемы, пока они еще не стали проблемами. На дальних подступах.
— Да, да! Вы так верно это сказали… Вы умеете формулировать, вот сразу видно настоящего ученого! Ах, Максим, как хорошо, что ничего не протекает, с трубами все в порядке! Я, знаете ли, так напугалась… Мало было этой гари, так еще бы и трубы потекли. Это ужасно было бы!
— Какая гарь, Зинаида Родионовна⁈ Простите, не понял.
— Ну, как же! А Володенька вам ничего не говорил?
— Нет.
— Ну как же: на кухне стал ощущаться запах гари! Раньше не было такого, это точно. Пахнет чем-то горелым. Не так, чтобы сильно, но я же чувствую…
И она вдруг прервалась. И даже в лице переменилась. Как будто сделала открытие чрезвычайной важности. И голос изменился, она зашептала таинственно:
— Знаете, Максим, я кажется догадываюсь… Это он! Я не сомневаюсь теперь.
— Кто? — от неожиданности я тоже заговорил шепотом.
— Ну как же! Я ведь вам говорила. Этот, со второго этажа. Как его там: Дементьев, Демидов… Не вспомню, к сожалению. Подозрительный тип! Очень подозрительный. Мне он сразу не понравился, как только въехал сюда. Взгляд такой неприветливый. И не поздоровается толком, так, буркнет что-то, и все.
Я понял о ком речь, но тоже не смог вспомнить фамилию. Действительно, не то Демидов, не то Дементьев… А может, и Давыдов. Работает в третьем корпусе, кандидат наук. Холостой. Жил в общежитии, а тут вдруг освободилась однушка в нашем доме, он сюда и переехал. Это было с месяц тому назад.
И вот Зинаида Родионовна этого как бы Демидова-Давыдова невзлюбила не пойми с чего. Сотрудник как сотрудник, совершенно ничего особенного. Да, бука такой, не улыбнется, слова лишнего не обронит. Но среди ученых много подобных персонажей, со странным сумраком на чердаке. И этот ничем не выходил за пределы нормы.
Однако Зинаида Родионовна упорно бухтела: что-то ей было не так.
— Это непременно он! Знаете, за ним надо понаблюдать.
Она многозначительно умолкла, поджав губы. Все морщинистое личико внезапно приобрело необычайную важность.
В первый миг я не понял:
— Понаблюдать?.. В каком смысле?
И вдруг догадался — в каком.
Хозяйка все молчала, важно надувшись.
Я не удержался от улыбки:
— Зинаида Родионовна! Вы что, намекаете, что он может быть агентом зарубежной разведки?
— Я бы этого не исключала, — произнесла она замогильным от таинственности голосом.
— Гос-споди… — протянул я, чем явно ее обидел. Она, должно быть, угадала в этом слове тот самый смысл, что в нем и содержался: ну, бабка пересмотрела да перечитала шпионских детективов до помутнения мозгов. Майора Пронина какого-нибудь.
— Ах, Максим, вы еще такой молодой! — воскликнула хозяйка с легким упреком. — Еще так мало знаете жизнь!.. Если бы вы знали, что бывает на белом свете! Вот мы с Леонидом Робертовичем работали на оборонном заводе, и там взяли с поличным одного техника. Можно сказать, на наших глазах. Представьте себе! Да, выполнял задание не то американцев, не то канадцев, точно не скажу. Так ведь разве подумаешь⁈ Самый обычный молодой человек, комсомолец, активист… В самодеятельности выступал! А оказался вот кем.
Она зловеще покачала головой.
А я вдруг посмотрел на дело с другого ракурса. А что? В бабкиных словах что-то есть, какая-то золотая жилка! Только надо ее как следует раскопать.
Я спохватился, заметив, что упустил разговор. Зинаида Родионовна что-то бубнила нелестное про соседа:
— … горелым стало пахнуть, я же чувствую! Вот что он там делает у себя? Что жжет?
— Думаете, это он?.. — механически пробормотал я.
— Ах, Максим! Ну что вы! А кто же? Кому же еще⁈ Раньше ведь такого не было. Воздух в кухне стал тяжелый, спертый, я же чувствую!
Признаться, я этого не замечал, но кто знает, может, обоняние у старухи как у леопарда. Невольно я вскинул взгляд на вентиляционную решетку…
И поразился.
Отверстие кухонного дымохода было задрапировано съемной жестяной решеточкой. Никогда я в нее не вглядывался… Да что там вглядываться в такую житейскую мелочь! Ну есть она и есть, и все на том. А вот теперь бабулька понесла как будто чепуху, и надо же…
Решетка была как будто чуть выгнута, перекошена, как будто кто ее потревожил совсем недавно.
Я не поверил своим глазам, хотя вида не подал. Но всмотрелся. И понял, что не ошибся.
Еще раз: решетку дымохода кто-то недавно отворачивал и второпях вновь привернул.
Глава 4
— Так-так… — вырвалось у меня.
— Вы о чем, Максим? — вмиг навострилась старушенция.
— Пустяки, — отговорился я, и жестко перехватил инициативу в