— Связать их, — приказал я. — Рты заткнуть. Пусть полежат до утра.

Когда мы вышли, первый охранник, которого вырубил Игнат, уже начинал приходить в себя. Его тоже связали.

Я подошёл к большому срубу, где спали работяги, и громко стукнул прикладом в дверь.

— Подъём! Всем выйти! Живо!

Внутри раздались испуганные голоса, топот. Дверь распахнулась, и оттуда высыпала толпа заспанных, перепуганных мужиков. Они увидели нас — вооружённых, с закрытыми платками лицами — и замерли.

— Кто вы? — пролепетал один, тощий и чернявый. — Разбойники?

— Не твоя печаль, кто мы, — отрезал я. — Слушай сюда. Мы пришли не за вами. Мы пришли за золотом Рябова. Оно теперь наше. Кто из вас хочет остаться на этом прииске и дальше горбатиться на Рябова — оставайтесь. Мы вас не тронем. А кто хочет свалить — вот вам, — я бросил на землю кошель с серебром. — Делите поровну и катитесь, куда глаза глядят.

Мужики переглянулись. В их глазах читался страх, но и что-то ещё. Надежда?

— А… а если мы с вами пойдём? — осмелел кто-то.

— Не надо с нами, — покачал головой я. — У нас и так людей хватает. Но если доберётесь до артели «Воронов и Ко», что на участке «Лисий хвост», — милости просим. Там честная работа и честная плата. А теперь решайте. Быстро.

Они заметались. Кто-то бросился к кошелю, кто-то начал собирать пожитки. Через десять минут половина из них уже бежала прочь. Остальные, видимо, решили остаться.

— Игнат, — скомандовал я. — Ломай шлюз. Поджигай казарму. Весь инструмент — в ручей. Чтобы Рябову нечем было здесь работать месяц, а то и два.

Волки с остервенением принялись за дело. Трещали брёвна, взметнулось пламя. Кирки и лопаты полетели в воду. Через полчаса от лагеря осталось лишь пепелище.

Мы ушли так же бесшумно, как и пришли. Растворились в лесу. Но теперь у нас за спинами были мешки с золотом Рябова. Его золотом. И я знал, что, когда он узнает об этом, его бешенство будет страшным.

Глава 22

Мы уходили в ночь, как волки уходят с зарезанной овцой. За спинами — тяжёлые мешки с золотом Рябова, впереди — два дня изматывающего пути через враждебную тайгу. Воздух, даже здесь, в нескольких верстах от разгромленного прииска, всё ещё пах гарью. Это был запах нашей победы. Запах войны.

Мы шли молча. Адреналин от ночной вылазки уступал место свинцовой усталости. Ноги гудели, плечи ломило от веса мешков и оружия. Каждый из нас понимал: это был лишь первый удар. Болезненный, унизительный для Рябова, но не смертельный. Он залижет раны, соберёт новую свору и ударит в ответ. Ещё яростнее, ещё беспощаднее.

Внезапно Елизар, наш безмолвный лесной дух, шедший впереди, остановился на тропе и поднял руку, призывая к тишине. Его жест, резкий и властный, мгновенно вернул всех из полудремы усталости в состояние боевой готовности. Мы замерли, превратившись в тени. В ночном лесу любой звук мог означать смерть.

— Что там, отец? — беззвучно приблизившись, прошептал я.

Старовер стоял, опираясь на свой посох, и смотрел куда-то вбок от тропы, туда, где сквозь густые ели виднелась тёмная, маслянистая полоса воды. Он не ответил сразу, лишь наклонил голову, прислушиваясь к ночи.

— Слышишь, Андрей Петрович? — наконец проговорил он. — Река. Та самая, что все прииски Рябова поит.

Я вслушался. Монотонный шум текущей воды, который до этого был лишь фоном, теперь обрёл детали. В нём действительно слышалось что-то необычное — словно глухие, ритмичные удары сердца гиганта.

— Плотина там стоит, — Елизар потёр седую бороду, и в его выцветших глазах появился задумчивый, хитрый огонёк. — Старая ещё, при прежних хозяевах строенная. Рябов её чинил, укреплял, инженера из города выписывал. Без неё все его прииски вниз по течению — как без рук. Вода-то вся оттуда идёт. И на промывку, и на быт, и на что хошь.

В моей голове будто вспыхнула молния, осветив новую, дерзкую до безумия схему. Я уставился на старика, а в мозгу уже проносились варианты, расчёты, риски. Это был шанс. Шанс, который выпал прямо сейчас.

— Далеко она?

— Час ходу. Может, полтора, — старовер кивнул в сторону реки. — Если напрямую через лес резать.

— Игнат, — я повернулся к нему, и мой бывший унтер-офицер, увидев выражение моего лица, понял всё без слов. Его собственное лицо окаменело.

— Нет, командир, — он решительно покачал головой, его голос был тихим, но твёрдым, как сталь. — Мы на ногах больше суток. Люди вымотаны до предела. Мы несём золото. Целое состояние. Наша задача — донести его до лагеря и самим добраться живыми. Любая задержка, любой лишний шаг — это риск, на который мы не имеем права.

Он был прав. Абсолютно прав с точки зрения военной тактики и здравого смысла. Мы выполнили задачу, взяли добычу, нужно было отходить, растворяться в ночи. Но я видел ситуацию иначе. Мой мозг из XXI века, привыкший к другим категориям, кричал, что сейчас нельзя останавливаться. Мы сейчас были как боксёр, нанёсший сокрушительный удар. Противник качается, он оглушён, дезориентирован. И вот сейчас, пока он не пришёл в себя, нужен второй удар. Короткий, точный, в солнечное сплетение. Чтобы свалить наповал.

— Мы отрезали ему палец, Игнат, — возразил я, стараясь говорить так же спокойно. — А нужно бить в сердце. Этот прииск — мелочь, царапина. Завтра он пригонит туда новых работяг с новым инструментом. А вот главный его прииск, тот, что кормит всю его свору, — он работает. И пока он работает, Рябов будет на коне.

— Елизар, — я вновь повернулся к старообрядцу. — Если эту плотину… повредить. Что будет?

Он прищурился, соображая.

— Повредить-то можно по-разному. Если так, чтоб насовсем — взорвать, скажем, — то Рябову полгода восстанавливать. Но шуму будет — на весь уезд. А если… — он замолчал, его взгляд стал отсутствующим, он явно прикидывал что-то в уме. — А если хитро сделать… Подрубить опоры. Не все, а те, что главные. Чтобы при малой воде, сейчас, она держала. А когда воды станет больше…

— Сама рухнет, — закончил я за него.

— Сама, — кивнул Елизар. — Как от старости. Или