Или… На Мстиславского. Его людей же в войске много. Кто может их выделить?

Пока войско строилось я голову ломал так что, казалось, мозг аж заскрипел.

— Господарь. — Вывел меня из задумчивости голос Тренко. — Так кого пошлем-то?

— Пока никого. Выйдем, обозначим, что к бою готовы и на них идем. Поглядим, чем ответят. По плану действуем. А там, если дрогнут, то… Лихого самого, отважного. — Вздохнул я. Не хотел я в этот улей посылать своих людей. Душа не лежала, интуиция подсказывала, ничем хорошим это не кончится. Но. Это люди мне нужны, чтобы с ляхами биться. Всей силой.

И если так подумать, если все же царем меня изберут на Соборе, то на них же и полагаться придется. Ну или… На часть из них.

Скрипнул зубами. Тяжело такие решения принимать, когда понимаешь, что по тонкой грани пройти надо. По очень, очень тонкому льду.

Встряхнулся, проговорил:

— И скажи человеку, которого подберешь, чтобы сам не лез к штабу, к шатру. Себя берег. Людям Шуйского весть бы передал, требования наши. Пусть многие знают, что мы им сдачу предлагаем. Почетную.

— Хорошо. А наши требования какие? — приподнял бровь Тренко.

— Полная и безоговорочная капитуляция. — Смотрел на него, понимал, что проще надо. Заменил. — Сдача. Переход всех под мое командование. Присяга.

Загудели рога, призывая конницу выдвинуться вперед.

Наши отряды неспешно двинулись через поле к лесу, где стояли нестройные ряды войска, верного лично Дмитрию Шуйскому. Быть битве или нет, пока не ясно. Примут ли они сражение или в страхе начнут разбегаться. Кто знает, насколько колеблются они.

Примчался Богдан. Его пропустили через наши ряды. Привстал на стременах казак, головой кивнул, поравнялся, подле меня поехал.

Моя неполная тысяча с аркебузами шла ближе всего к отступившим силам наемников.

Я тут же отправил гонца к пехоте Серафима и к казакам, что преимущественно заменяли мне стрелецкие силы. Им тоже следовало выдвигаться. Обозначить то, что мы наступаем всем фронтом. Может быть, правый фланг только не пойдет в бой, хотя. По-хорошему ему бы надо тоже выдвинуться и поддержать нас, стать резервом. Если стрельцы под началом Воротынского и стоящие вместе с ними люди согласятся под нас пойти.

Все же на правом фланге им-то деваться вообще некуда.

Если мы ударим там всей силой, что сейчас шла в довесок к левому — то есть еще и аркебузирами и бронной конницей и пехоту подтянем, то… Вся эта рать сметет и стрельцов, и пехоту с копьями. Не устоят они. Конница, думаю, вообще отступать сразу начнет, спины покажет.

Так что у Ивана Михайловича-то по факту выбор без выбора. С одной стороны, не простой, ведь это сдача. А с иной — если Шуйскому конец, то смысл всех жертв и твердости решений.

— Господарь. — Проговорил наконец-то Богдан.

— Да, что там немцы? — Уставился на него.

Мы неспешно двигались вперед маршевой колонной. Расстояние сокращалось. Скоро будем разворачиваться для обозначения фланговой атаки.

— Немцы-то. Григорий отослал, сказал, что нужнее я здесь. — Он ощерился. — Тебя, господарь своей грудью прикрывать, коли надо. Такая работа. А с этими… Да говорить готовы, Григорий Неуступыч человек-то грамотный, многомудрый, он лучше справится.

Хорошо, что казак понимал в чем его преимущества, а в чем недостатки. Это важное качество для человека.

— Богдан. — Я глянул на него пристально. — Немцы что?

— А что. Да в смятении они. Дюже злы. Это точно. То, что главный их у нас, этот… Якоб Делагарди… Или как там его, добавило им, конечно, проблем. Кто сейчас за атамана у них неясно. Но… — Он улыбнулся криво. — На Шуйского они прямо дюже злы. Там к ним гонцы приносились, на меня смотрели, да на нас всех. Требовали, чтобы били нас, как врагов. Кричали…

Он перевел дыхание.

Вот дела, мешали люди Шуйского переговорам, ожидаемо в целом.

— И что?

— Да ничего. На крики эти один из немцев, такой большой мужик, типа Пантелея нашего, крепкий как гаркнет. Рота у него большая, не воевала еще с нами. Так, он им злобно и говорит на ломаном нашем. Что мол, мы вперед пошли, в битве собратьев потеряли, а вы? Вы где были? Вы стояли, смотрели. Вот и идите к дьяволу. Сами идите и повоюйте для начала, а мы поглядим.

— Так и сказал? — Информация была полезной.

— Да. Но, господарь, шведы там, стрелки, которые по большей части, мушкетеры и аркебузиры. Они-то не очень довольны переходом от Шуйского к нам. Говорят, что без Делагарди этого не пойдет. Он главный у них. Они люди короля. И просто так взять, и наняться… — Он плечами пожал. — Не могут они. Да и своего главного требуют вернуть. А он же пленник. Выкуп нужен. А сколько я-то почем знаю. Вот Григорий Неуступыч пускай решает. Почем жизнь этого генерала. Кто он там, барон, боярин, князь, граф. Видно же, что важная птица.

Торг за шведа, дело в целом обычное для тех времен. Рыцарей выкупали из плена. Ну и понятно, что своего лидера забрать у русских повстанцев, каких-то варваров, чудом взявших верх дело хорошее. Уверен, так именно мыслили сейчас все эти немцы. Возможно, как и прошлые мои противники, подумывали, не приписать ли мне силу дьявольскую.

— Не боятся, что мы их в землю втопчем?

— Нет. Судя по тому, что я понял, они это. Понимают они, что если отступят, бить их мы не будем. Незачем. Они же наемники. Они же за деньги жизнями рискуют. Раз им не платят больше, чтобы они нас били, они и не будут.

— Так им заплатили? — Я улыбнулся.

— Говорят, мало. — Он ощерился. — Говорят, особенно те, что под наши пушки попали и с пехотой Серафима бились. Эти, германцы, говорят. Дескать, мы в бой сходили, чтобы второй раз идти еще платить надо.

— И что гонец?

— А гонец шумел, кричал, требовал. Прогнали его. Пригрозили даже на пики насадить, если орать будет.

— Ясно.

В целом ситуация была понятная. Все, как я и думал, как и рассчитывал. Наемники злы и сражаться не желают. Интересно, что по данному факту будет делать Шуйский.

Мы приближались, разворачиваясь для удара. Еще немного и запоют рога, кони ускорятся, и, выходя на дистанцию атаки, последует залп из аркебуз по фланговому построению московских войск.

Вдруг от их нестройных рядов вырвался гонец с белым флагом. Летел он быстро. Я живо приказал трубить отход,