поручить хочу.
— Я иного и не ждал. — Вздохнул он. — Говори, сделаю.
Внезапно. Видимо, победа над наемниками, несмотря на то что над всей московской армией еще мы верх не одержали, отпечаталась положительными эмоциями в его голове.
— Задача сложная. Перенанять немцев на нашу сторону. Богдан уже там, но он… Казак он, лихой, а не дипломат. Смени его, говори с ними от лица моего, а ему вели вернуться.
— Господарь. — Глаза его расширились. — Я языка-то их… Языка не ведаю.
— Это не проблема. Бери с собой Вильяма ван Вриса и еще пару голландцев. Сопровождения человек десять с аркебузами. Выдвигайся с вестовым под белым флагом.
Смотрел он на меня обреченно. Мину состроил трагическую, засопел, головой покачал. Но, внезапно ответил положительным решением даже без пререканий:
— Сделаю. За финансы я отвечаю, понимаю, что и сколько им заплатить мы сможем пока до Москвы не дойдем. А там проще же будет. Казну-то у Шуйского в свои руки возьмем. Пока резерв в серебре имеется. Возьму с собой золото, немного. Показать, что не бедняки мы. Перстень какой их главному вручу. — Он задумался, я не перебивал, потому что говорил-то в целом мой снабженец все очень толково. — Гонца лучше сразу послать, пускай передаст… — Он повернулся к парню. — Скажи, что скоро приедет человек, я то есть. Обсудим условия.
— Григорий. — Я вмешался в разговор. — Скажи им, что Якоба Делагарди пока что мы им не вернем.
Лицо его исказилось в удивленной ухмылке.
— Самого? А он у нас?
— Да. — Усмехнулся я. — Пленен.
— Господарь. Ты… Ты меня не перестаешь удивлять.
— Так вот. Его пока не передадим, но он жив, ранен легко, в лазарете. Передай, что всем их раненным будет оказана помощь. Всех, кто хочет вернуться и может сделать это сам, отпустим, если сдадут оружие и доспехи. С убитых снаряжение, это наши трофеи. Тела и одежду вернем, как только бой завершится. Передай, что всех их мы готовы передать.
— Отпустим? — Удивился Григорий. — Как?
— Они за нас будут сражаться. Возможно, выкупят свое снаряжение этой самой службой. — Я улыбнулся. — Кому они, наемники, без амуниции-то нужны? И как они доберутся до ближайшего нанимателя без оружия по нашим просторам без еды? Тут либо за нас, либо за Шуйского. По-моему, выбор очевиден.
— Хитро. Понял тебя, господарь.
— Действуй.
Помялся он секунду.
— Дозволь спросить, Игорь Васильевич.
— Чего хотел?
— Яков, собрат наш, что с ним.
— Ранен. Но жить будет.
— Уф. — Перекрестился служилый человек из Чертовицкого, вздохнул, поклонился мне. — Спасибо, что сберег его. Старый он мой товарищ боевой.
Я кивнул в ответ, произнес.
— Работай, Григорий. Рассчитываю на тебя.
— Сделаю!
Вестовой умчался к наемникам, а Григорий понесся собирать отряд для выполнения своей миссии.
Я всмотрелся в поле боя. Бронная конница перешла на левый фланг. Пехота построилась в боевые порядки, но стояла больше расслабленно, чем собрано. Люди устали, все же они выдержали тяжелый бой, понесли потери. Но, уверен, отдай я сейчас приказ все они пойдут за мной и в огонь, и в воду.
А от правого фланга к нестройным, замершим на небольшом холме рядам стрельцов и окружающих их отрядов двинулась небольшая процессия. Романов, Захарий Ляпунов и десяток бойцов сопровождения шли под белым флагом.
Ну что, Дмитрий Шуйский. Сейчас войско твое по швам трещать начнет.
— Серафим! — Я вновь обратился к батюшке, который маячил неподалеку. Разбор они закончили, мертвецов оттащили. Ходил он промеж своих бойцов, осматривал каждого. Снаряжение поправлял.
— Да, господарь. — Оторвался от дела, повернулся.
— Ты за главного здесь, отец. — Улыбнулся ему. — Жди сигнала к атаке, если нужен будешь, призову.
— Да, господарь. — Он поклонился. — Коли надо, ударим. Силы есть.
Кивнул ему, двинулся к Пантелею, замершему со знаменем.
Видимо, придется выкуривать Дмитрия и его конницу самому. Сделать так, чтобы рассеялись они, в страхе разбежались. Сейчас не ведает его фланг, что делать. Уверен, согласия в них нет.
Атаковать, а смысл? Они не выиграют — нас уже больше. Моральный дух на высоте. Основной козырь — наемники, побит. Иноземцы же в бой второй раз идти не хотят, это уже стало ясно.
Да и видят же они, люди за Шуйским стоящие, что вестовые носятся от моих рядов и к наемникам, и к стрельцам. Идет какой-то диалог, переговоры. Смута в войске началась, это точно.
Варианты?
Бежать? Отходить?
Уверен — малые группу уже начали отход. Только вот крупными силами, а куда они денутся-то с поля боя? И не превратиться ли такой отход в повальное бегство. Шуйский, скорее всего, это понимал и находился в том состоянии духа, когда провал налицо. Уже видно, что сделать ничего невозможно, но… Выхода-то никакого из всей ситуации тоже нет. Ни хорошего, ни плохого.
Есть только ужасный и не устраивающий совершенно. Вот и ступор, коллапс управления.
Ну и я этого гражданина к разгрому сейчас и подтолкну.
* * *
От автора
Я бил фашистов на войне и служил флоту. В 90-е свои приказали сдать боевой катер тем, кому мы тогда не сдались. Я напомнил им: советские офицеры корабли не сдают.
https://author.today/reader/526345
Глава 24
Уже после того, как мы отбросили наемников, я начал понимать, что поле боя останется за нами. Сейчас это чувство все сильнее откликалось в моей голове и сердце.
Вместе с Пантелеем и знаменем я отступил за линию острожков. Ситуация здесь выглядела ощутимо лучше. Раненных поубавилось, почти всех, кого можно было спасти, перенесли в лагерь. Работала похоронная команда. Мужики из Серпухова копали могилы. Работы сегодня у них будет немало.
Но, наемников среди павших оказалось ощутимо больше. Их тела тоже лажали и ждали обрядов похорон. Передадут или нет, все зависит от сговорчивости иноземных капитанов.
Тяжелое время войны, но без него никак. Без потерь, утрат и лишений — нет побед.
Я двинулся к рядам своих легких рейтар. Люди выглядели усталыми, запыленными, взмыленными, как и их кони. Но, в глазах при виде меня начал разгораться огонь. Они готовы идти в бой, это чувствовалось по настроению. Победа внушила им еще больше уверенности в том, что каждый из них и все вместе сражаются они за общее дело.
— Ура! Господарю! — Заорал кто-то.
И по всему строю раскатилось дружное.
— Ура-а-а-а!
Орали они дружно, не очень стройно, каждый на свой лад, но это разнеслось над полем. Уверен — противник на той стороне слышал нашего громогласное, пускай и доносилось оно до него порывами ветра.
Слышал и боялся.
Якова не было, от лучшей моей сотни осталось половина. Все же эти