водится, проблемы пришли оттуда, откуда не ждали. По словам Павла Алексеевича Свистунова, допустить нас к выпускным испытаниям было бы крайне сложно, даже с его связями. Для допуска к испытаниям зрелости ученик должен был быть не моложе 18 лет, получить свидетельство о благонадёжности от полиции, оплатить экзаменационный сбор, лично обратиться к директору с заявлением, предоставить автобиографию и документы об окончании всех классов. После этого проводилась целая процедура допуска, включавшая нравственную оценку зрелости, интеллектуальный уровень, поведение и успеваемость.
Поэтому нас, по сути, девятилетних пацанов, просто не могли допустить к этим испытаниям — возрастной ценз не пройден, социальной зрелости нет, да и нужных бумаг мы получить не могли. У Свистунова были надежды до тех пор, пока не случился тот самый конфликт с аристократами. Они, узнав о наших планах получить заветный документ в 9 лет, задействовали все связи, чтобы обломать нам этот путь.
Да и хрен с ним, подумал я. Есть у нас эта бумажка или нет — что по большому счёту изменится? Сейчас нам девять лет, на дворе май 1893 года. Ну придём мы в эту гимназию, когда стукнет восемнадцать, в 1902-м. Что, принципиально что-то изменится? Да ничего. Не будем мы девять лет торчать в университетах и академиях — высшее образование просто немного отложится. Никто нам не мешает заниматься самообразованием и реализовывать все наши планы, которых в голове у взрослого мужика хватает с избытком. Какая-никакая верная команда у нас уже есть. А формальное получение бумажки… да плевать, пошли они к чёрту с этими бумажками!
С Иосифом Джугашвили ситуация была другая. За год он успел сдать испытания сразу за четыре года обучения, и с осени 1893-го на общих основаниях начнёт учиться в нашей 11-й мужской гимназии на Выборгской улице, уже без нас. За это время он сильно окреп, так как включался во все наши тренировки, когда мог — отрываться от учёбы становилось всё труднее. Даже после успешной сдачи экзаменов он не прекращал заниматься, его трудолюбие и жажда знаний удивляли меня. Надеюсь, что те изменения, которые мы пытались вложить в его голову, обернутся на благо.
В любом случае, дальше вмешиваться в его судьбу и тащить его в политику сейчас не вижу никакого смысла. Пусть растёт, развивается, крепнет, набирается опыта.
Главным результатом нашего прогрессорства в этом году можно было назвать ПР-92. Через Андрея Михайловича Томских мы оформили привилегию на наш ТТ, который теперь носил имя пистолета Расторгуева модель 1892 года — коротко ПР-92. Оформлять решили на Олега, поскольку у него было инженерное образование, подходящий возраст и полное доверие с нашей стороны. Он крепко сдружился с нами, а на лето намечалась их свадьба с Алёнкой. Маленький Ванюшка звал его папой, а Алёнку мамой — и они уже привыкли, и относились к нему как к собственному сыну.
После оформления мы с Гудковым запустили мелкосерийное производство пистолетов ПР-92, и они постепенно начали покорять рынок — технологическое превосходство перед аналогами того времени было очевидным. Все узлы через Томских были запатентованы отдельно, документы зарегистрировали в США, Франции и Великобритании. После этого к нам потянулись тонкой струйкой оружейные дельцы из Европы, с просьбой продать лицензию на производство. А вот наше ГАУ пока даже не почесалось, хотя всё больше офицеров делало заказы на ПР-92 через партнёрские оружейные лавки, куда мы поставляли небольшие партии товара — спрос рос с каждым месяцем. Думаю, скоро можно будет задуматься об автоматической винтовке, но здесь есть нюансы: появление такого оружия раньше времени способно сильно повлиять на будущие военные конфликты, поэтому всё надо тщательно просчитать. Мы не хотели форсировать прогресс исключительно в военном направлении.
Что касается автомобилей, наши мастерские стали лучшими по ремонту немногочисленного автотранспорта столицы, и очередь к нам стояла изрядная. За это время стало ясно: запустить что-то сложное технически можно, но проблема — в кадрах, и есть шанс сесть в лужу. Людей надо учить и учить, чтобы набрались опыта. Поэтому мы с братьями решили начать с малого. Я вспомнил из детства простой мопед «Рига-7» с четырёхтактным двигателем Д6 и педальным приводом — по сути, велосипед с моторчиком, способный разгоняться до 40–50 км/ч. Именно такую конструкцию мы запустили в производство, запатентовав отдельные узлы двигателя и новшества, которых в то время не было.
Удалось, вложив кучу сил, сделать надувные шины и покрышки, пусть и по космической цене, но аппарат получился отличный. На пробных моделях мы с братьями и Сосо как угорелые обкатывали новинку, ставя на уши окрестности Шувалова. После таких вылазок народ сразу разнюхал, где можно купить такой диковинный аппарат — заказы пошли всё чаще и всё большим потоком. Патенты опять же оформили на Олега Расторгуева, а изобретение назвали «моторный велосипед Нева-1». Сейчас управляющий Гудков вместе с Олегом отлаживает технологию производства, а мы подсказали схему конвейерной сборки — так проще учить даже неквалифицированных рабочих, закрепляя за каждым простую операцию, отвечая за качество своего участка рублём, ну и получая премию за отсутствие брака.
Все остальные события, происходившие в России, шли примерно так же, как и в известной мне истории. В этом году наконец-то утвердили строительство Среднесибирской железной дороги до Красноярска, и вроде как вот-вот должны начать возводить мост через Обь — именно там начнётся развитие будущего Новосибирска. Германия, как и прежде, инициировала таможенную конфронтацию с Россией, что закономерно подтолкнуло к сближению с Францией. Чем это обернулось для империи, какими кредитами всё закончилось и какими последствиями для страны привело в конечном счете — мне отлично известно. Если не ошибаюсь, именно из-за трудностей с платежами по кредитам экспедиционный корпус, отправленный во время Первой мировой во Францию, и был послан на помощь союзникам. А после революции этих людей просто списали, и в лучшем случае боевым офицерам удавалось зарабатывать на пропитание работая таксистами на улицах Парижа.
Отличные новости в апреле пришли и от Томских — дело с реализацией партии фарфора XVII века сложилось на редкость успешно. На аукционах в Питере и Европе удалось продать почти треть всего, что имелось: из двенадцати сундуков осталось восемь полных, а сумма, которую мы получили на руки, оказалась просто фантастической — 380 тысяч рублей серебром уже после вычета комиссии Томских. Надо сказать, комиссия у него была по местным меркам астрономической, и он теперь стал весьма состоятельным человеком: прикупил дом в Шувалово, практически в пяти-десяти минутах неспешной ходьбы от нас, и теперь мы часто ходим друг к другу в гости.