Табличка типа бронзовая или латунная. Но точно не алюминий. Алюминий белый. Латунь жёлтая. Бронза жёлто-красная. А тут что-то среднее. Как из красного золота.

Так… Самсоновы мне не нужны. Мне нужна Аня, которая, так же как и её мама, носит фамилию Сколик. Такой фамилии на табличке нет. Значит, чтобы позвонить Ане, надо сколько раз нажать? Один? Или два? Я сверился с адресом, который у меня записан на бумажке. Квартира та же. Всё правильно. И дом тот же. Другого дома тут нет с таким номером. Тем более что я ещё и у старичка во дворе спросил. Он мне всё подробно рассказал.

Ладно. Начнём проверять мою теорию. Я нажимаю на кнопку и длинно звоню один раз. А потом начинаю ждать ответной реакции.

А реакции-то и нет никакой. Вот беда-огорчение.

Тут что-то не так. На звонок по телефону мне кто-то отвечал? Отвечал. В дверь я позвонил один раз? Позвонил.

Три звонка – это к Самсоновым. Тогда мне ничего не остаётся, как позвонить два раза. Что я и делаю, в общем-то. А чтобы тем, кому эти звонки предназначены, было лучше меня слышно, я снова делаю звонки длинными. Итого у меня получается два длинных звонка.

Стою. Слушаю. И медленно офигеваю. Потому что за дверью царит полная тишина. Никто не торопится открыть дверь или хотя бы в голосовом режиме поинтересоваться: «Кого это там чёрт принёс?»

В подъезде внизу послышался шум. Кто-то хлопнул дверью лифта, а потом заворчали невидимые моторы, и кабина стала медленно подниматься.

И что мне делать дальше? Сейчас кто-нибудь приедет на этот этаж, и начнётся: «Мальчик! А что ты тут делаешь?»

Сглазил, блин! Лифт остановился на пятом этаже. Сейчас откроется дверь и…

Я протянул руку к звонку, чтобы нажать на кнопку три раза, но моё действие было прервано знакомым мне голосом:

– Саша! Не надо звонить!

Но было поздно. Я уже нажал кнопку звонка.

Глава двадцать вторая

Соседи, которых мы не выбираем

1974 год, 17 июня. Москва. Улица Чкалова

Странно. Но на этот раз за закрытой дверью началась активная движуха. Что-то загремело. То ли табуретка упала, то ли ещё что. А потом дверь внезапно распахнулась, и на пороге возникла большая красномордая тётка в халате. На вид ей было лет тридцать, а может, и сорок. Волосы её были растрёпаны, а рот просто кривился от негодования. Когда она начала кричать, на меня сразу же дохнуло перегаром.

– Ты чего тут трезвонишь? Опять ключи, что ли, забыла? Неряха! И мать твоя…

Знакомый голос. Я его слышал в трубке телефона. Но сейчас он был ещё более громким и противным.

– А чего вы так кричите? Это я звонил в дверь. Я же не знал, что Ани нет дома.

– Что? Ты как со взрослыми разговариваешь, сопляк?

– В отличие от вас, я разговариваю вежливо. Что и вам рекомендую.

– Ах ты дрянь!

Она попыталась схватить меня правой рукой за волосы, но промахнулась, потому что я отступил на полшага назад. Зато ей удалось уцепиться за мою белую футболку. На этом её успехи в борьбе со мной закончились.

Я прижал её ладонь к своей груди обеими руками и резко дёрнулся вниз всем телом, при этом тётка упала передо мною на колени из-за залома кисти. После этого я освободился от захвата и выкрутил её ладонь, заламывая руку за спину. Крикливая тётка упала мордой прямо на грязный пол.

Анюта стояла, глядя во все глаза на разворачивающуюся на её глазах эпическую битву Давида и Голиафа. Не знаю, насколько Голиаф был крупнее Давида, но тётка была раза в два меня больше по сумме измерений и раза в три тяжелее.

– Что ты делаешь? – пробормотала Аня вполголоса.

– Ничего. Это только самозащита. Вот эта взрослая пьяная женщина напала на тринадцатилетнего подростка в подъезде. Видишь след на футболке? С утра футболка была абсолютно белая. А теперь вон какой жирный отпечаток на груди. Она руки вообще, что ли, не моет никогда? Аня! Вызывай милицию! Ноль два.

– Зачем милицию? – спросила лежащая подо мной тётка и при этом умудрилась шумно испортить воздух.

– Затем, – ответил я. – Как минимум это бытовое хулиганство. Напишем заявление и на первый раз пятнадцать суток я тебе гарантирую.

А потом я обратился к своей будущей невесте:

– Анечка! Она же не первый раз тут такое устраивает? Верно? Ты не хочешь при ней говорить? Боишься её?

– Ты знаешь, кто мой муж? – заверещала тётка.

– А ты знаешь, кто мой отец? Нет? Вот и заткнись! Я тебя, тварь, в землю закопаю и асфальтом сверху закатаю. А мне за это ничего не будет. Ты поняла меня, мразь?

– П-поняла… А кто твой отец?

– Лучше тебе не знать этого. – Я снова повернулся к своей будущей невесте. – Аня! Звони в милицию. Чего ты застыла?

– Н-не н-надо в м-милицию! – пробормотала тётка. – Я б-больше не б-буду.

– Все вы такие. Наглые, бо́рзые, пока за жопу не прихватят.

Аня за моей спиной прыснула, подавляя смешок.

– Я н-не б-буду б-больше.

– Отпусти её, Саш!

– Чтобы она снова стала тут орать и руками размахивать? Нет уж… А знаешь, позвони лучше капитану Васину. Вот его номер у меня в записной книжке записан. Кем она работает?

– Она не работает. У неё муж работает.

– Кем? Где?

– В продуктовом магазине товароведом. В нашем доме. Я только что оттуда. За хлебом ходила и за кефиром.

– Это хорошо. Торговля – это здорово. Там всегда есть к чему придраться. Только на той неделе мы вместе с ОБХСС накрыли одних таких. Одеждой спекулировали.

Вот и ни разу не соврал. На прошлой неделе ОБХСС накрыл цех. И я там тоже отметился вроде бы как. И про спекуляцию одеждой ни слова лжи не прозвучало.

Но почему при слове ОБХСС тётка внизу так мелко задрожала? Неужто есть чего бояться?

* * *

Был такой старый анекдот.

– Папа! Я боюсь!

– Вовочка, кого ты боишься?

– КПСС.

– Вова! Тебе только пять лет. У тебя нет никакого повода бояться КПСС.

– А дядя по телевизору несколько раз сказал: «Съест КПСС, съест КПСС».

* * *

Похоже, что эту тётку вместе с её мужем съест ОБХСС.

– Саш! Отпусти её.

– Уверена?

– Да.

– Ладно.

Я медленно приподнялся и отпустил руку «задержанной». Весь этот приём я проделал абсолютно машинально. Приём-то старый, но рабочий. Да ещё отточенный до автоматизма за долгие годы работы в милиции. Поэтому