Выписка из решения ученого совета Императорской Военно-медицинской академии от 24 ноября содержит информацию о вынесении строгого выговора доценту Петрову «за допущенную служебную халатность». Интересно, в чем эта халатность проявилась, и почему нет выводов относительно доцента Рыбаковского и профессора Шлейссера? Ага! Основанием для принятия Ученым советом решения послужила докладная этого уважаемого профессора от 18 ноября. То есть, свой пасквиль Шлейссер написал за сутки до осмотра каравеллы сотрудниками Академического института материалов и сплавов, во что мне лично слабо верится. Уж скорее, докладная написана задним числом, чтобы спасти реноме Военно-медицинской академии. Впрочем, неважно. Противно, конечно, но неважно.

Заключение врачебного консилиума под председательством академика Бомелия, профессора, доктора медицинских наук, заслуженного деятеля науки и прочая, прочая. Итак: «… на деревянной фигуре Девы Марии, украшающей нос корабля, обнаружены повреждения твердых тканей, а именно в левой подвздошной области данной фигуры не хватает двух деревянных, из ствола груши, пластин размером десять на двадцать сантиметров каждая. Кроме этого, четыре пластины аналогичного размера, находящиеся по периметру раны, имеют механические повреждения, нанесенные твердым, возможно, металлическим предметом. О чем свидетельствует характер царапин… ».

Получается, Некто проник на охраняемую, как зеница ока, территорию и неким «твердым, металлическим предметом» (ломиком, что ли?) отковырял на память фрагмент обшивки «Девы Марии». Читаю дальше: «…полученные механические повреждения явились причиной развития у каравеллы лихорадки по типу…», «… состояние тяжелое…» «…до нормализации состояния пациентки привлечение ее для донорства не представляется возможным». Значит, состояние каравеллы усугубилось инфекцией, проникшей в раны. Да, плохи ее дела. Чем же лечат нашу испанскую надежду?

Ответ, содержащийся в последующих документах, меня обескуражил – ничем и никак! Да, именно так, по большому счету, уважаемые коллеги были более озабочены спасением собственной репутации и сведением научных счетов – смотри документы №№ 7, 8, 9 и 16! Состояние каравеллы между тем последовательно ухудшалось.

Дело не могло и далее спускаться на тормозах, слишком важна была «Санта-Мария» для российского флота. Дело взяли на контроль на самом верху: «Докладная записка на имя министра здравоохранения Российской империи князя Бобринского от 04 марта». В общем-то, никакой новой информации эта отписка не содержала. Констатация ранее известных фактов и заумные рассуждения, имеющие цель снять с себя ответственность и выбить дополнительные ассигнования на академию.

А вот это уже интереснее – реакция министра. Документ № 22. «Выписка из решения ученого совета Императорской военно-медицинской академии от 10 марта… Включить в состав консилиума академика Мкртчяна, профессора, доктора медицинских наук, заслуженного деятеля науки и прочая, прочая».

Это какой же Мкртчян, уж не тот ли, что оперировал почившего в бозе Павла V, отца нынешнего Государя Императора? Темная была история, поговаривали даже, что помогли нестарому, в общем-то, Императору освободить престол для сына. Так ли это, не знаю. История болезни Павла V, была, как водится, засекречена, и ознакомиться с ней не представляется возможным. Однако, общеизвестен факт, что господин Мкртчян, вскоре после смерти именитого пациента стал академиком и директором крупной клиники в столице.

«Докладная записка на имя министра здравоохранения Российской империи князя Бобринского от 14 марта. Лично в руки. От академика Мкртчяна». Похоже, министр решил подключить личного соглядатая. Что же предлагает глубокоуважаемый академик? «… считаю целесообразным немедленное хирургическое вмешательство». Просто и определенно – резать. Почему же на докладной нет резолюции министра или это не его человек? «…оперативный доступ обеспечить разрезом по ветерлинии, использовав ее в качестве аналога linea alba…». Стоп! Вот и ответ на вопрос об отсутствующей резолюции. Разрез по «белой линии», показывает, что академик придерживается старого хирургического правила – все, что покраснело надо вскрыть, что посинело – отрезать! Нет, я понимаю: «Большой хирург – большой разрез!», но что же останется от каравеллы, если ее располосовать по ватерлинии?

Документ № 30-А «Докладная записка на имя министра здравоохранения Российской империи князя Бобринского от 14 марта. Лично в руки. От академика Бомелия». Ну вот, появилась интрига и пошла более сложная нумерация бумаг, к слову документа № 30-Б в папке нет! «… по мнению экспертов целесообразно продолжить курс консервативного лечения. Список необходимых документов прилагается». Лекарства, как водится, очень дорогие и очень заграничные. Не боится же академик столь явно лоббировать европейских негоциантов-фармацевтов? И опять нет резолюции министра.

А ведь князь Бобринский оказался меж двух огней! Один академик рекомендует резать, причем радикально, а другой лечить консервативно и весьма дорого. Попробуй тут прими решение, особенно если сам заканчивал механический факультет университета и в медицине понимаешь, как свинья в апельсинах. Отвечать-то ему, Бобринскому!

Больше в папке документов не было. Я аккуратно сложил листы и завязал тесемки морским бантовым узлом. Чувствовал я себя не лучшим образом, от длительного сидения за столом болела спина, и глаза, признаться, устали.

Решив, что больше в этой комнате мне делать нечего и, оставив, как и приказал Бахметьев, папку на столе, я направился домой. И через две четверти часа уже сидел в своем уютном кресле у камина, наслаждаясь свежезаваренным цейлонским крупнолистовым чаем.

III

Шахматные маэстро считают, что плохой план партии лучше, нежели отсутствие оного. Прежде всего, я составил список вопросов, на которые хотел бы иметь ответы:

Каково клиническое состояние пациентки на данный момент времени?

Что требуется предпринять для лечения больной?

Как добиться осуществления требуемого лечения?

Первые два вопроса, хотя и бросали вызов моей профессиональной ситуации, не очень меня тревожили. Дипломированный врач, настоящий ученый, коим без ложной скромности я себя считал, не может пугаться заболевания пациента. В конце-то концов, холодная сталь клинического мышления, помноженная на богатый профессиональный опыт и энциклопедический кругозор, рассечет самую сложную проблему на задачи, требующие лишь технического решения. Нужно лишь получить больше достоверной информации, обязательно самому осмотреть пациентку. Это представлялось трудным, однако выполнимым.

Третий вопрос повергал меня в отчаяние! Как гласит народная мудрость: «Если пациента не лечат, значит, это кому-то выгодно». Здесь же выгоды, несомненно, были от лечения, но пациентка могла умереть, так и получив помощи. А все оттого, что лекарей обнаружилось слишком много, целых два академика от медицины, и только один мог уйти с поля научного ристалища со щитом, карьеру проигравшего можно было считать законченной. Вот и сцепились академики в мертвом захвате. Чем дольше я размышлял, тем яснее понимал, что повлиять на двух взбесившихся и сцепившихся в подковерной схватке академиков невозможно! Слишком велики