Ну да, ну да.
Кто-нибудь, в конце концов, разберётся в том, что произошло, и за ним пошлют второй корабль, а по совместительству машину времени.
Ага, размечтался…
— Здесь остановите, — попросил шофёра капитан Сергей Тимаков.
Автобус затормозил на углу проспекта Будённовского и улицы Энгельса. Водитель открыл переднюю дверь.
— Выходим, — скомандовал Тимаков.
Они вышли. Они — это Максим, Тимаков и Никаноров.
— Предложение такое, — сказал Никаноров. — Ты сейчас устраиваешься на своей Московской тридцать один, а через сорок минут мы с Игорем за тобой зайдём. Если, паче чаяния, не устроишься, — дуй к нам, на Островского шестьдесят семь. Мы там приземлились. Это переулок ниже по Энгельса и направо, — он показал рукой. — Вон там. Две комнаты на втором этаже, спросишь. Найдём, где тебя положить, а завтра разберёмся. Вопросы?
— Только один. Куда идём? Надеюсь, в злачное место?
— Злачнее не бывает. Ресторан «Деловой двор», один из немногих, который работает даже в это тяжёлое время. Деньги-то есть у тебя, извини за вопрос?
— Хватит, чтобы угостить боевых товарищей, — усмехнулся Максим. — Мне за сбитые выдали. И зарплату за сентябрь.
— Чистый буржуй, — кивнул Никаноров. — Но делить будем на троих. Как у нас говорят, чем точнее расчет — тем крепче дружба.
На том и порешили.
Тимаков и Никаноров пошли вниз по Энгельса, а Максим перешёл на другую сторону, дошёл по Будённовскому до Московской, повернул направо и вскоре стоял перед домом номер тридцать один.
Двухэтажный, с полуподвалом, вероятно, конца девятнадцатого — начала двадцатого века, с двумя роскошными и уже потерявшими половину листвы липами. Максим обратил внимание на довольно необычное полукруглое окно над входом и вошёл во двор.
Огляделся.
Колонка с водой. Деревянный сортир. Какие-то кривоватые сараи. Возле колонки набирала воду в ведро женщина в тёмной одежде.
— Добрый вечер, — поздоровался Максим.
— И вам здравствуйте, молодой человек.
— Не подскажете, где мне найти Клавдию Ильиничну?
— Комнату, что ли, хочешь снять? На постой?
— Вы весьма проницательны.
— Да тут и проницать нечего, сразу всё видно, как на ладони. Вон дверь от тебя по левую руку. Туда постучи.
Женщина подхватила ведро и скрылась в глубине двора.
Максим подошёл к указанной двери и уверенно постучал.
— Кто? — послышалось за дверью.
— Меня Николай зовут. Я к вам от Сподина Анатолия Геннадьевича.
Дверь открылась.
За ней обнаружилась невысокая остроносая старушка лет семидесяти.
— Клавдия Ильинична? — осведомился Максим.
— Она самая. От Анатолия Геннадьевича, значит?
— От него.
— Понятно. Ну, пошли комнату смотреть.
Это оказалась небольшая комната на втором этаже. С тем самым единственным полукруглым окном, на которое Максим обратил внимание.
У окна — широкая кровать. Здесь же стол и три стула. Книжная полка, на которой Максим успел заметить томики Чехова, Достоевского, Александра Грина, Чарльза Диккенса и Пушкина.
Большой сундук, в котором хранилось постельное бельё и одеяла. Вешалка для верхней одежды. Шкаф. Овальное зеркало. Для освещения — электрический торшер с сороковаттной лампочкой. На случай отключения электричества имелась и керосиновая лампа.
Комната Максиму понравилась. Была она уютной и одновременно необычной. Вероятно потому, чтов высоту едва достигала метра восьмидесяти — так, что Максим при своём росте метр семьдесят восемь чуть ли не задевал потолок макушкой.
— Это потому, что до революции здесь был дровяной склад, — пояснила Клавдия Ивановна. — А зачем в дровяном складе высокие потолки?
— Действительно, — улыбнулся Максим. — Совершенно незачем.
Потом Клавдия Ивановна показала ему кухню, где имелся кран с холодной водой и раковиной и рядом отдельный туалет с унитазом и бачком.
— Шикарно, — восхитился Максим. — Мне нравится. Червонец в сутки, говорите?
— Да, червонец, — твёрдо произнесла Клавдия Ильинична.
— А кто топит?
— Дворник. Потапыч. Он на первом этаже живёт, в дворницкой. К нему же обращаться, если что понадобиться.
— Я ему что-то за это должен?
— Он за это в жилконторе зарплату получает. Но от полтинника лишнего не откажется.
— Понятно. А керосин где брать?
— Керосиновая лавка за углом, на Островского. Но вам беспокоиться об этом не надо, керосин я и сама купить могу. Вы разве готовить будете? Такие молодые красивые мужчины, как вы, обычно не готовят.
— Вот как! — засмеялся Максим. — А где же они питаются?
— Их женщины кормят, — серьёзно сказала Клавдия Ильинична. — Кормить мужчину — святая обязанность женщины.
[1] «Марш авиаторов», 1923 год.
Глава третья
— Золотые слова, Клавдия Ильинична! — воскликнул Максим. — Я добавлю два целковых в сутки, и вы будете готовить мне завтраки. Завтракаю я в семь утра. Ну и деньги на продукты и керосин тоже с меня. Согласны?
— Два целковых с полтиной, и мы договорились, — сказала Клавдия Ильинична. — И никаких посторонних особ женского пола.
— Об этом можете не беспокоиться, — заверил её Максим.
Тимаков и Никаноров зашли за Максимом в точно назначенное время. Он как раз успел разложить вещи и немного освоиться в комнате.
— Неплохо, — заметил Тимаков, оглядываясь.
— Окошко симпатичное, — сказал Никаноров. — Но потолок низковат.
— Макушкой не задеваем — уже хорошо, — сказал Максим. — Зато на кухне есть раковина с водой, и туалет имеется в доме, а не только во дворе.
Товарищи согласились, что тёплый туалет — это вещь, и они вышли на улицу.
Уже окончательно стемнело.
Уличные фонари не горели, и всё освещение заключалось в тонких
