— Ха-ха-ха! — засмеялся Саид.

«Вряд ли нам удастся победить душманов», — погрустнел Владимир, а затем обрёл решимость. — «Но жизнь мы им сломаем!»

* СССР, Украинская ССР, Киевская область , ЧАЭС, 23 апреля 198 6 года*

— … вот приказ, — передал полковник Геннадий Орлов документ директору Брюханову. — Пройдёмте в ваш кабинет.

— Разумеется… — кивнул Виктор Петрович.

С офицерами КГБ не принято спорить, особенно когда у них есть разрешительные документы.

Геннадий осмотрелся в кабинете и задумался о том, что всё это должно взлететь на воздух в ночь с 25 на 26 апреля.

Он уже давно и напряжённо думал о том, как бы предотвратить это, но не придумал ничего лучше, чем провести небольшую инсценировку.

Эта инсценировка отняла у него уйму времени и потребовала приложить немало усилий, но зато всё получилось — он здесь и имеет право обсуждать серьёзные темы.

— Я закурю? — спросил он, сев за стол.

— Курите, товарищ полковник, — кивнул Брюханов и подвинул к нему пепельницу.

Инсценировку Орлов проводил в атмосфере строжайшей секретности — пришлось найти в базах подходящего человека, а также двух сообщников для него, чтобы придать мероприятию большей серьёзности.

Подходящим человеком оказался Иннокентий Иванович Яблочник, бывший зэк, сидевший за убийство по неосторожности. Особенностью, отличающей его от обычных зэков, было то, что он, непосредственно до посадки, работал на Ленинградской АЭС, инженером-оператором реактора.

После освобождения, естественно, он не смог работать в атомной энергетике, поэтому подался шабашить на кооперативных стройках и, как точно установил Орлов, спутался с лицами криминального образа деятельности.

Были и другие люди — Александр Фёдорович Тишин, Харкевич Борис Лаврентьевич, а также Насымов Саят Батырович, но они не совсем подходили. Пусть они тоже сидели, но до этого работали на других реакторах, что ломает картинку, которая должна была сложиться у следователей.

Зэковское прошлое кандидатов нужно было Орлову для обоснования связи с отъявленными уголовниками, которые «замыслят страшное».

«Страшное» — вооружённое проникновение на ЧАЭС, с целью организации террористического акта.

Уголовники настоящие, завербованные «американской разведкой» — они всерьёз верили, что в случае успеха их тайно вывезут из СССР и заплатят по 600 000 долларов на брата. Орлов выбирал их по одному критерию — наличию боевого опыта.

Они вышли на Яблочника, пообещали ему вывоз в США и 600 000 долларов, тот согласился, а потом начался балет — Орлов пошёл на очень серьёзное должностное преступление и передал уголовникам двенадцать килограммов тротила, среди которого 11,5 килограммов — небоеспособный брак, три АКМ, 900 патронов, бронежилеты 6Б3 и шлемы СШ-68. Также они получили подробную схему ЧАЭС, с указанными маршрутами патрулей, местами расположения постов часовых и временем их смены — там же был проложен реальный маршрут, по которому они, действительно, могли бы подобраться очень близко.

Также Яблочнику был передан алгоритм действий для приведения реактора РБМК-1000 в неустойчивый режим — якобы от американских разведчиков, которые как-то добыли эти данные.

Провернуть такое незаметно было очень сложно, поэтому он потратил на это очень много времени и успел едва-едва.

Среди взрывателей был один особенный — диверсионный. При установке в тротиловую шашку он сразу же срабатывает, поэтому, когда всё было почти готово, будущие диверсанты подорвались при попытке установки взрывателей.

Первой к частному дому на окраине Чернобыля прибыла милиция, а затем, когда стало ясно, что тут всё очень серьёзно, приехали оперативники КГБ, которые сразу же выдворили с участка милиционеров и связались сначала со своим начальством, а то связалось с Москвой.

Естественно, расследовать по горячим следам отправили лучшего следователя — полковника Геннадия Орлова, возглавляющего команду молодых и талантливых следователей.

На месте были собраны все вещественные доказательства, установлены личности обитателей дома, а также проведены все необходимые следственные мероприятия.

Ввиду того, что у преступников возможна внешняя связь, подключилась контрразведка, но это Орлова уже не особо волновало — он «нашёл» документ с инструкцией по приведению РБМК-1000 в нестабильное состояние, способное привести к атомной катастрофе, который сразу же передал отделу, занимающемуся атомными технологиями.

Заключение отдела было однозначным — это возможно технически.

А дальше всё пошло, как по маслу: было нетрудно выбить разрешение на посещение режимного объекта и беседу с директором ЧАЭС, на которую всерьёз собирались нападать уголовники.

У него были опасения, что на расследование инцидента направят кого-то другого, но они не оправдались — после дела Митрохина, он стал считаться лучшим следователем.

— Итак, — произнёс полковник Орлов. — Внимательно изучите этот документ. А затем вот этот — тут нужно поставить подпись, сразу после внимательного прочтения.

— Подписка о неразглашении? — опознал документ Брюханов.

— Да, товарищ директор, — кивнул Геннадий. — Читайте и подписывайте. Это очень важно.

Благодаря полученному доступу к материалам по ЧАЭС, он окончательно уверился в истинности слов Жириновского — эксперимент запланирован и должен быть проведён в ночь 25 апреля.

Его уже отменили по приказу председателя КГБ, санкционированному Политбюро ЦК КПСС, во избежание, на всякий случай, но Орлов посчитал нужным провести беседу с директором ЧАЭС.

Генерал армии Чебриков, председатель КГБ, выслушал непосредственного начальника Орлова, полковника Зайцева, и заразился паранойей — всё-таки, заключение экспертов подтверждает возможность неконтролируемой реакции, а также факт утечки данных о конструкции реактора куда-то на сторону.

Теперь НИКИЭТ, разработчик РБМК-1000, по запросу КГБ, проводит теоретическую проверку возможности приведения реактора в нестабильное состояние по переданному алгоритму. Несмотря на то, что это может звучать как глупость, проверить это было нужно, чтобы, если всё подтвердится хотя бы частично, исключить возможность воспроизводства алгоритма.

Жириновский предупредил, что мало просто не допустить аварию на ЧАЭС — такие же реакторы, с точно такими же проектными дефектами, работают в Ленинградской АЭС, Курской АЭС, Смоленской АЭС и Игналинской АЭС. И лишь вопрос времени, когда произойдёт подобная авария, поэтому вопрос нужно закрыть окончательно.

С риском для себя, ведь может быть, что он оставил какой-нибудь неочевидный след собственного участия, Орлов закрыл вопрос — изучение угрозы проводится, а на время этого изучения на реакторах РБМК-1000 приостановлены все нестандартные эксперименты.

«Оружие „чистое“, на меня точно не ведёт», — подумал Орлов, наблюдая, как директор читает подписку о неразглашении. — «Урки и атомщики подобраны через неявные каналы, которые точно не ведут ко мне. Личных контактов с исполнителями не было, а Мурзик, в восьми актах, ушёл на дно Днепра».

Также он сделал себе