Вот этот момент Винокуров как-то упустил из виду. Да и Роман не подумал видимо, в бумагах о том ни слова не было.

— Я распоряжусь, на лесопилке пока ночевать будете. Сейчас лето, не замерзнете. Соломы вам привезут, да на довольствие вас поставим, — предложил он здоровяку.

— Нормально, — кивнул тот, от чего у помещика отлегло внутри.

Все же артельные — это не крепостные мужики, мастера! Могли и возмутиться.

— Ну и добре, — хлопнул ладонями по столу Сергей Александрович.

Подряд заключен, теперь осталось дождаться сына — а там пускай уже он сам контролирует эту стройку. Да и рассчитается в конце с рабочими. Сам же шепнул, что в Царицын заработать на постройку мастерской поехал.

— Граф, вам послание, — подошел к мирно читающему газету Константину Васильевичу слуга.

— От кого? — с недовольством на лице оторвался от любопытной статьи мужчина.

— От князя Белова.

Газета была тут же забыта, а конверт вскрыт в мгновение ока.

«Здравствуй, дорогой сосед! Я взял на себя смелость ускорить решение твоей небольшой проблемы. Мои люди уже приступили к выполнению твоей деликатной просьбы. Смею надеяться, что и ты помнишь наш уговор, и не будешь затягивать с полной оплатой»

Послание было коротким и без подписи, и вызвало у Свечина двоякие чувства. С одной стороны он был рад, что вскоре Винокуров лишится своей лесопилки. А вот с другой… вторая часть оплаты их соглашения тоже была не менее деликатной, чем просьба графа. И как подступиться к ее решению, Константин Васильевич еще даже не придумал. Считал, что у него еще есть время. Кто же знал, что Белов столь скор в поступках?

— Что же делать-то? — прошептал он себе под нос.

Если он не выполнит вторую и самую важную для князя часть соглашения, то граф не сомневался — князь отмстит. И так, что мало ему не покажется. Все былое расслабленное состояние с него как ветром сдуло. Осталась лишь напряженность и страх.

Глава 17

22 июля 1859 года

Екатерина Савельевна сдержала свое обещание. На следующий день, когда я делал зарядку, в дверь постучался мальчишка-посыльный.

— Господин, вам письмо, — всучил он через Пелагею конверт, поглядывая с ожиданием в мою сторону.

Поняв, чего хочет малец, я сходил до своего кошелька и передал ему десять копеек. Обрадованный, он тут же умчался, забыв даже «спасибо» сказать. Я лишь головой покачал, да развернул послание.

— А сколько сейчас времени? — озадаченно спросил я, почесав затылок.

— Скоро девять, Роман Сергеевич, — тут же отозвалась Пелагея.

— Черт, могу и не успеть.

В коротком послании госпожа Совина писала, что меня ждут к десяти часам в доме Аверьяновых. К счастью она и маршрут до него не забыла описать, пусть и очень приблизительный. Быстро позавтракав бутербродами с горячим чаем — все, что успела раздобыть девушка, я отправился в путь.

Сам дом оказался двухэтажным особняком старого рода. Встретила меня Мария Парфеновна — пожилая дама чопорного вида. Несмотря на возраст, а было ей на вид не меньше шестидесяти лет, она все еще держалась с прямой осанкой, как у военного офицера, и надменным взглядом. Да и все домашние у нее в доме ходили «по струнке». Мужа она схоронила, а сын предпочитал пропадать на службе, чем бывать дома.

— Екатерина заверила меня, что вы настоящий творец и способны изобразить что угодно, — когда мы расселись в кресла, сказала она.

— Про «что угодно» — это преувеличение моих талантов. Но я хорошо рисую, это правда, — решил я не всякий случай тут же обозначить, что не нужно ждать от меня невозможного.

— Я видела ее портрет. Если мой будет не хуже — ваш труд будет справедливо оплачен.

— Стоимость фиксированная — пятьдесят рублей серебром за человека, — тут же заявил я.

А то «справедливость» у всех разная. У женщины не дрогнул ни один мускул на лице, но каким-то внутренним чутьем я уловил, что она недовольна моими словами.

— Хорошо, — тем не менее ответила Мария Парфеновна. — Мне нужен мой потрет. У вас все с собой для работы?

— Да, я подготовился.

— Тогда можете приступать, — величественно махнула она рукой, словно я слуга какой-то.

— А вы не очень вежливы, — заметил я, не торопясь выполнять ее требование.

— Вы о чем? — вскинула она бровь.

— Я дворянин, а не лакей или слуга. Да, я рисую портреты и на том имею заработок. Но они — мое увлечение, а не способ вести безбедную жизнь. Попрошу учитывать это.

Впервые на ее лице надменность сменилась скупой одобрительной улыбкой.

— Мужчина, знающий себе цену, достоин уважения. Прошу прощения, я была не тактична. Вы изволите написать мой портрет?

— С удовольствием, — улыбнулся я.

Вот из таких мелочей и выстраивается репутация. Наверное, эта дама посчитала, что раз я рисовал портрет сутенерше, то очень нуждаюсь в деньгах. И это верно лишь отчасти. Однако в дворянской среде, если обо мне пойдет такой слух, исправить его будет крайне сложно. Особенно учитывая тот факт, что здесь провинция и все друг друга хотя бы шапочно знают. Даже я уже немного набрался сведений о разных аристократах нашего уезда. По большей части — в театре тети, но и это лишь пока. А ведь я тут чуть больше месяца живу. И вот про эту Аверьянову я тоже слышал. Ее покойный муж был когда-то главой дворянского собрания, и внимания Марии Парфеновны искали многие, чтобы через нее повлиять на ее мужа. Он умер, а командирские замашки у дамы остались. Сказалось еще и то, что ее супруг был аж полковником до того как вышел в отставку. И два сына сейчас тоже служат в армии.

— На какой возраст вы хотите выглядеть