Hispano-Suiza, который с рёвом мчался по извилистым горным дорогам Сьерра-де-Гуадаррама. Машина, некогда принадлежавшая богатому землевладельцу из Наварры, теперь служила для тайных поездок лидеров восстания, а её потрёпанный кузов, покрытый слоем пыли, идеально сливался с выжженными солнцем пейзажами Кастилии. Двигатель гудел неровно, то и дело кашляя. Узкая дорога, вырубленная в скале, вилась между крутыми склонами, поросшими редкими соснами и колючими кустами. Справа зияла пропасть глубиной в добрую сотню метров, где внизу, среди острых камней, блестела тонкая лента реки, отражая утреннее солнце. Слева возвышались скалы, испещрённые трещинами, из которых торчали сухие корни и клочки бурьяна.

Санхурхо, коренастый мужчина с густыми седыми усами и лысеющей головой, сидел, откинувшись на кожаную спинку сиденья. Его тёмно-зелёный мундир был застёгнут на все пуговицы, несмотря на жару, а на коленях лежала папка с документами. Генерал выглядел усталым: под глазами залегли круги, а пальцы нервно постукивали по кожаному переплёту. Он возвращался из Памплоны, где встречался с генералом Мола, обсуждая детали предстоящего восстания против республиканского правительства. Теперь его путь лежал в Бургос к Франко, чья поддержка была необходима, чтобы объединить разрозненные силы националистов. Санхурхо знал, что время поджимает: республиканцы усиливали свои позиции, а в Мадриде слухи о наступлении уже просачивались в газеты.

На переднем пассажирском сиденье сидел его охранник, лейтенант Рафаэль Кордеро, молодой человек лет двадцати пяти с жёсткими чертами лица и коротко стриженными чёрными волосами. Рафаэль держал на коленях винтовку Mauser, крепко сжимая деревянную ложу, а его глаза внимательно следили за дорогой и склонами, выискивая малейшие признаки опасности. Он был родом из Севильи, из семьи, преданной делу монархии, и его верность Санхурхо была неоспоримой. Рафаэль не раз доказывал свою храбрость в стычках с анархистами, но его молчаливость и угрюмый нрав делали его не самым приятным собеседником. Глубоко посаженные тёмные глаза, словно два уголька, горели под густыми бровями, и он редко улыбался, даже в моменты затишья.

За рулём сидел водитель, Фелипе Агилар, худощавый мужчина лет тридцати с загорелым лицом и редкими усиками, которые он то и дело нервно теребил. Фелипе был гражданским, бывшим механиком из Сарагосы, которого завербовали для работы на националистов из-за его умения чинить всё, что движется. В отличие от Рафаэля, он был болтлив, и его слегка хриплый от курения голос заполнял салон машины, перебивая гул двигателя и скрип подвески. Фелипе любил говорить, даже когда его никто не слушал, и его истории, часто приукрашенные, были единственным, что нарушало напряжённую тишину в машине.

— Генерал, — начал Фелипе, бросая взгляд в зеркало заднего вида, — вы видели эти новые республиканские плакаты в Памплоне? «Единство и свобода» — прямо смех! Они там в Мадриде думают, что могут задурить людям головы, пока их анархисты жгут церкви, а социалисты грабят банки. Я вам говорю, народ уже устал от их болтовни. Вчера в таверне один старик, ветеран марокканской войны, прямо сказал: «Если Франко или вы, генерал, поднимете флаг, я сам возьму вилы и пойду на Мадрид». И он не один такой, поверьте.

Санхурхо хмыкнул, не отрывая взгляда от папки. Его пальцы перестали постукивать, но лицо осталось хмурым. Он потёр виски, пытаясь прогнать усталость, которая наваливалась тяжёлым грузом.

— Народ устал, Фелипе, это верно, — сказал он низким, усталым голосом с лёгкой хрипотцой. — Но не стоит недооценивать республиканцев. У них есть оружие, деньги и поддержка русских. Если мы не выступим быстро, они задавят нас числом. Мола в Памплоне клянётся, что его люди готовы, но я не уверен в Карлистах. Они слишком упрямы, требуют своего короля. А Франко… Франко хитёр, как лис. Он не даст обещаний, пока не увидит, что мы побеждаем. И даже тогда он будет держать нож за спиной.

Рафаэль, не поворачивая головы, буркнул:

— Франко ждёт, пока мы сделаем за него грязную работу. Я слышал, он в Бургосе уже раздаёт приказы, будто он здесь главный. Если мы не объединимся, генерал, нас перережут поодиночке. Я не доверяю ему. Он слишком долго сидит и ждёт, выбирая, с кем быть.

Санхурхо кивнул, его усы слегка дрогнули. Он отложил папку на сиденье и скрестил руки на груди, глядя на пропасть за окном.

— Ты прав, Рафаэль, — сказал он. — Франко играет свою игру, но без него у нас нет шансов. Его связи с немцами и итальянцами — наш козырь. Если Гитлер и Муссолини дадут нам самолёты и танки, мы раздавим Мадрид за месяц. Но для этого мне нужно убедить его, что я — тот, кто поведёт восстание. Не Мола, не Кейпо де Льяно, а я. И это будет непросто. Франко — как шахматист, думает на три хода вперёд, а я… я слишком стар, чтобы ждать.

Фелипе рассмеялся, резко выворачивая руль, чтобы обогнуть глубокую выбоину на дороге. Машина качнулась, и Санхурхо схватился за ручку двери, чтобы не удариться головой. Папка с документами соскользнула с сиденья и упала на пол, но генерал не обратил на это внимания.

— Осторожнее, Фелипе! — рявкнул он, его голос стал резче. — Ты хочешь, чтобы мы все оказались внизу? Эта машина и так дышит на ладан, не хватало ещё, чтобы ты нас угробил.

— Простите, генерал, — Фелипе ухмыльнулся, но его глаза оставались прикованными к дороге. — Эти дороги хуже козьих троп. Камни, выбоины, пыль — я удивлён, что мы вообще едем. Но я знаю, что делаю. Эта Hispano-Suiza — крепкая машина, хоть и старая, как моя бабушка. Я сам её перебрал перед поездкой, всё проверил: двигатель, подвеску, даже тормоза. Мы доедем до Бургоса без проблем, вот увидите.

Рафаэль бросил на Фелипе косой взгляд, его брови сдвинулись.

— Лучше бы ты меньше болтал и больше смотрел на дорогу, — проворчал он. — Если республиканцы устроят засаду, твоя болтовня нас не спасёт.

Фелипе фыркнул, не отрывая рук от руля, его пальцы слегка дрожали от напряжения.

— Засада? Здесь? Да брось, Рафаэль. Эти горы — наша территория. Республиканцы сюда не сунутся. К тому же, кто бы нас выдал? Мы ехали тайно, даже в Памплоне никто не знал, что генерал здесь. Я сам следил, чтобы никто не болтался у машины, пока мы были в гостинице.

Санхурхо нахмурился, его пальцы снова забарабанили по подлокотнику двери. Он наклонился вперёд.

— Не будь так уверен, Фелипе, — сказал он. — У республиканцев везде шпионы. Я не зря всю жизнь в армии — такие вещи чувствуешь нутром. В Памплоне я заметил, что за нами следили. Не знаю, кто, но кто-то был слишком любопытен. Если они знают, что я еду