проверяли. Каждое соединение пропаивали. Каждый изолятор осматривали. Провод протягивали с таким усилием, чтобы он не провисал, но и не рвался от натяжения.
— Ещё минуту, — твёрдо сказал я. — Николаю нужно время, чтобы принять сигнал, расшифровать и отправить ответ.
Александр Зайцев не сводил глаз с приёмника, губы его беззвучно шевелились, отсчитывая секунды.
И вдруг — стержень дрогнул. Качнулся. Коснулся бумаги, оставив короткую чёрточку. Ещё одну. Длинную. Короткую. Длинную.
— Идёт! — выдохнул Александр, и голос его сорвался на крик. — Сигнал идёт! Вижу запись!
Студенты сгрудились вокруг аппарата, глядя на ленту, где стержень четко оставлял чёрточки — короткие и длинные, точки и тире, складывающиеся в закодированные буквы.
Я наклонился, всматриваясь в запись, сердце колотилось так, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Александр уже доставал таблицу кодов, сверяя последовательность символов с буквами.
— П… Р… И… Н… Я… Л, — по буквам читал он, водя пальцем по записи. — «Принял». Дальше… С… И… Г… Н… А… Л… «Сигнал». Потом… Ч… Ё… Т… К… И… Й. «Чёткий»!
Он оторвался от ленты, и на лице его было такое выражение чистого, детского восторга, что я невольно улыбнулся.
— Работает, — прошептал я, и только сейчас понял, что всё это время задерживал дыхание. — Чёрт возьми, оно работает.
Павел Соболев расхохотался, хлопнув себя по бедру здоровой рукой:
— Шестьдесят вёрст! Сигнал прошёл шестьдесят вёрст и вернулся обратно! Это же…
Он не нашёл слов, только покачал головой.
Я снова нажал на ключ, передавая следующее сообщение. На этот раз более сложное: «Линия работает отлично. Проверка десять вёрст — начинаем».
Через минуту пришёл ответ от Николая: «Понял. Готов к проверке. Жду сигнала».
Мы сели в телегу, и кучер погнал лошадей вдоль линии. Захар с тремя служивыми ехали рядом. Провод тянулся над нашими головами, провисая плавными дугами от столба к столбу. На каждой десятой версте, как мы и планировали, я велел остановиться.
Первая остановка была десять вёрст от Тулы. Студенты быстро развернули переносной приёмник, подключили его к линии с помощью специальных зажимов. Я передал короткое сообщение: «Точка один. Десять вёрст. Тест».
Ответ от Николая пришёл почти мгновенно: «Принял чётко. Продолжайте».
Сигнал был сильным, уверенным. Стержень приёмника бил по бумаге резко, оставляя глубокие, чёткие линии. Я записал в блокнот: «10 вёрст — отлично».
Двадцать вёрст. Та же процедура. Подключились, передал сообщение, получил ответ. Сигнал чуть слабее, но всё ещё уверенный, читаемый без проблем. «20 вёрст — хорошо».
Тридцать вёрст. Здесь мы пересекали небольшую речку — ту самую, где пришлось строить высокие столбы и натягивать провод над водой. Я с опаской смотрел на эту конструкцию, вспоминая, сколько споров было о том, выдержит ли она. Но провод висел ровно, натяжение правильное.
Подключились. Передал сигнал. Пауза показалась чуть длиннее обычного, и я почувствовал, как напряглись плечи. Но ответ пришёл. Сигнал стал заметно слабее — стержень едва касался бумаги, линии были тонкими, прерывистыми местами. Пришлось напрячься, чтобы расшифровать. Но сообщение читалось: «Принял. Слабо, но читается».
Я нахмурился, записывая: «30 вёрст — слабовато. Требует внимания».
— Сопротивление провода, — пробормотал Александр, заглядывая мне через плечо в блокнот. — Чем длиннее линия, тем больше сопротивление, тем слабее ток на конце. Это мы и предполагали.
— Да, — кивнул я. — Поэтому и нужны ретрансляторы. Продолжаем.
Сорок вёрст. Сигнал совсем слабый. Пришлось ждать почти две минуты, пока Николай ответил — видимо, и у него приёмник еле фиксировал мои сигналы. Запись на ленте была почти нечитаемой — бледные, прерывистые царапины. Александр склонился над ней с лупой, щурясь.
— С трудом, но разобрать можно, — наконец сказал он. — «Принял едва. Усильте сигнал».
Я записал: «40 вёрст — критически слабо. Ретранслятор необходим».
Пятьдесят вёрст. Здесь я уже не надеялся на чудо. Передал сигнал SOS, но ответ всё же поступил.
— Всё, — сказал я, захлопывая блокнот. — Дальше без ретранслятора не работает. Как мы и рассчитывали. Предел — около пятидесяти вёрст для нашего провода и напряжения батареи.
Шестьдесят вёрст — деревня Помахово. Маленькое поселение из двух десятков изб, сонно дремлющее у края леса. Местный староста, предупреждённый заранее о нашем приезде, выделил нам пустующую избу на краю деревни для установки ретрансляционной станции.
Студенты уже два дня работали здесь, готовя помещение. Когда мы вошли, я увидел результат их трудов: вдоль стены стояли два длинных стола. На одном — приёмник, настроенный на линию из Тулы. На другом — передатчик, подключенный к батарее и к линии, уходящей дальше, в сторону Москвы.
Между ними — реле. Хитроумное устройство, над которым мы бились месяцами. Когда слабый сигнал от Тулы приходил на приёмник, электромагнит притягивал лёгкую пластинку. Пластинка через систему рычагов замыкала контакт передатчика, который питался от свежей, мощной батареи. И передатчик отправлял уже сильный, чёткий сигнал дальше по линии.
По сути, это была электромеханическая копия сигнала. Слабый импульс на входе порождал сильный импульс на выходе. Эстафета тока.
— Проверим, — сказал я, подходя к приёмнику.
Один из студентов, оставленных здесь для обслуживания станции — Дмитрий Лебедев, сын купца, умеющий вести записи, — кивнул:
— Всё готово, Егор Андреевич. Реле настроено, проверено на макете. Должно работать.
Я сел за передатчик в Помахово и отправил сообщение в обратную сторону, в Тулу: «Помахово. Ретранслятор. Тест».
Прошло меньше минуты, и приёмник в Помахово ожил. Стержень задвигался, царапая бумагу. Сигнал был очень слабым и еле читаемым. Дмитрий склонился над лентой:
— 'Принял.
— Я передал еще одно — «Ответьте через ретранслятор».
Теперь самое интересное. Я встал, отошёл от передатчика. Дмитрий остался у приёмника, следя за записью. Реле стояло между двумя аппаратами, его электромагнит тихо гудел.
— Николай передаёт что-то, — сказал Дмитрий, глядя на движущуюся ленту. — Длинное сообщение.
Я посмотрел на реле. Рычаг дёргался в такт приходящим сигналам — вверх-вниз, вверх-вниз. И каждый раз, когда он поднимался, контакт на передатчике замыкался, батарея посылала импульс тока в линию, приходящую из Тулы.
— Работает, — выдохнул я, наблюдая за работой механизма. — Чёрт возьми, оно работает.
Александр Зайцев подбежал к передатчику, следя за его сигналами:
— Копирует идеально! Каждую точку, каждое тире!
Дмитрий расшифровывал сообщение от Николая:
— «Поздравляю. Ретранслятор функционирует. Это успех».
Я сел на лавку, чувствуя, как напряжение последних недель разом отпускает, оставляя странную пустоту в груди. Студенты радостно переговаривались, хлопали друг друга по плечам. Павел Соболев стоял